Из жизни энтомологов, или Теория «неидеальной монетки»

– Поверь, я ничего не смог сделать. Это было слишком опасно для меня – спасать евреев. Сейчас настали тяжёлые времена, фюрер принял решение об уничтожении всего еврейского народа. Я не мог рисковать своей работой, а возможно и свободой. В конце концов, даже жизнью! Спасти твоих родителей и погибнуть самому – это абсолютнейшее безрассудство. Пойми меня!

Давай всё забудем, всё бросим, начнём с чистого листа на новом месте. Родителей не вернёшь, а тебе скоро предстоит рожать. У тебя вся жизнь впереди. Я очень люблю тебя! Мы уедем далеко за границу, где нас никто не знает. Я дам тебе и нашему ребёнку всё, что захотите. Я богат! Ты не представляешь, как невероятно богат! И я так сильно люблю тебя, что схожу с ума! Умоляю, не отталкивай меня!

Она промолчала, но к Тео больше не повернулась и к себе не подпустила никогда. Он не смог увидеть её почерневших глаз и безнадёжную пустоту в них. Через три дня фон Штрелах от отчаяния и эмоциональной опустошённости уехал в Берлин.

Когда спустя несколько месяцев ребёнок родился, женщина отказалась кормить свою новорожденную девочку, практически не прикасаясь к ней. Она всё время лежала, повернувшись к стене, и практически не реагировала на окружающее. Казалось, она отказалась не только от своей дочери, она просто отказалась от жизни. А через три недели, ровно в свой восемнадцатый день рождения, Мила Козловски повесилась в гостевом домике.

«Я бы прокляла тебя, но ты должен вырастить дочь».

Тео фон Штрелах назвал новорожденную девочку Камилой и дал ей свою фамилию.

 

3 октября 1941 года, Бобруйск

 

В первые дни войны в конце июня 1941 года немецкие войска заняли одним из первых населённых пунктов на территории Советского Союза небольшой белорусский город Бобруйск. Особенностью этого периферийного местечка было преобладающее число жителей еврейской национальности. Более шестидесяти процентов населения городка, а это около двадцати семи тысяч человек, до начала войны составляли евреи. В первых числах августа 1941 года оккупационные власти при содействии добровольных помощников из числа местных жителей, преимущественно польского происхождения, произвели аресты и принудительное переселение евреев Бобруйска в огороженное и охраняемое гетто, созданное в границах городских окраин. Бо́льшая часть узников гетто была расстреляна 7–8 ноября 1941 года. Окончательное уничтожение Бобруйского гетто произошло 30 декабря 1941 года. Всего за время оккупации было уничтожено около двадцати пяти тысяч евреев, то есть более девяноста процентов жителей города еврейской национальности.

В это время Тео фон Штрелах находился в польском городе Люблин, ожидая докладов от своих информаторов в частях вермахта после начала компании на территории Советского Союза. Первые сообщения начали поступать уже к началу сентября, после того, как «солдаты культуры», прикомандированные к 3‑й танковой дивизии, начали докладывать о сборе средств, конфискованных у уничтожаемого еврейского населения. Подразделение, вошедшее в город Бобруйск, работало наиболее интенсивно. Среди всех их докладов особое внимание фон Штрелах привлекло малозаметное донесение о содержимом тайной камеры Большой Синагоги города Бобруйска. Среди обычных предметов религиозного культа опытный взгляд офицера заметило строчку: «Малый свиток Торы, предположительно 16 век. Высота – шестьдесят, диаметр – двадцать два сантиметра. Оформление – золото и серебро. Состояние относительно хорошее». В тот же день Тео лично выехал в Бобруйск.

Вечером 3 октября раввин синагоги Исаак Пинзур по личному указанию штурмбаннфюрера СС Тео фон Штрелах был срочно препровождён под охраной из гетто прямо в городское управление. Учтивый немецкий офицер предложил пожилому человеку стул, налил чай с сахаром, угостил бутербродом с настоящим сыром, и, когда Пинзур допил горячий чай, спросил, откуда в городской синагоге может оказаться такая древняя реликвия, которая лежала на столе в кабинете, прикрытой скатертью.

– Я человек в этом несведущий, товарищ Пинзур. Посвятите меня, что означает этот свиток и как он оказался в ваших руках?, – немец сносно говорил по‑русски, хотя и путал слова.

– В двух словах не расскажешь, господин офицер, но мне приятно, что вас это интересует. Тора означает «учение или закон» – священное для каждого еврея писание. Её можно рассматривать, как первую часть Библии, так называемое «Пятикнижие Моисеево», – Исаак был в своём элементе всегда, когда дело касалось иудаизма, – свиток со священными текстами хранится в синагоге, как предмет нашего религиозного культа. По сути – это совокупность иудейских традиционных религиозных законов.

Часть Торы публично читается не реже одного раза в три дня на собраниях членов нашей общины, когда собирается пол‑города, и является одной из основ еврейской жизни вообще. Без свитков Торы невозможно себе представить иудейскую религиозную жизнь где‑либо. Даже в гетто, – раввин Пинзур готов был просвещать любого, кто интересовался вопросами веры. Даже офицера СС.

Эта бесценная Тора, что попала вам в руки, дарована нашей Большой Синагоге в 1922 году лично Лейбом Цирельсоном – одним из главных галахических авторитетов в истории нашей страны. До этого миниатюрные Свитки Торы хранились в Киеве, в Главной Синагоге города.

Очень интересно их происхождение, – Иссак Пинзур перевёл дыхание, посмотрел взглядом голодного человека на бутерброд с сыром, вздохнул, но к нему не притронулся, – дело в том, что в середине шестнадцатого века тогдашний русский царь Иван Грозный запретил всякое пребывание евреев в стране и следил за тщательным соблюдением запрета. Он считал, что евреи, начавшие тогда приезжать с торговыми караванами из Прибалтики, обманывают людей и торгуют нечестно. Поэтому во времена его правления иудаизм был на Руси запрещён, и евреев, отказавшихся перейти в христианство, казнили через утопление. Те, кто де‑юре согласился принять другую веру, а фактически сохранить еврейство, вынуждены были скрывать свою религию, продолжая тем ни менее исповедовать иудаизм. Им пришлось все атрибуты религиозной жизни создавать в миниатюре, чтобы не было так заметно и никто не мог догадаться. Так была сделана и «наша» Тора.

Знаете, она пережила столько погромов, столько попыток её украсть или сжечь, она уцелела при всех царях и правителях, желающих уничтожить иудаизм. Тора не пропала в годы революции и религиозных чисток, так что, я думаю, она сохранится и после немецкой оккупации. Господин офицер, я вижу, вы человек образованный, и уверен, вы понимаете, какая уникальная и бесценная реликвия не только еврейского народа, но и всей человеческой цивилизации, попала в ваши руки. Это исторический уникат. Прошу вас, отнеситесь к Торе с уважением, и умоляю, сохраните её. Я знаю абсолютно точно, она вернётся назад, пусть и пройдут многие годы, но я верю, Свитки Торы не исчезают, они вечны. Они вернутся в наш город, пусть и не скоро, я знаю наверняка.

Спасибо за чай, господин офицер, прикажите меня отвезти назад в гетто к моей семье. Я устал, а мне ещё надо будет сегодня читать вечернюю молитву.

Через час штурмбаннфюрер фон Штрелах распорядился лично, чтобы раввин Пинзур был в списках людей бобруйского гетто, подлежащих уничтожению в первую очередь и в ближайшее время.