Измена. Простить нельзя уйти
– Конечно, тебе всё равно! Ты‑то отцом хоть в семьдесят можешь стать. А моих ровесниц уже называют «старородящими».
– Блин, да ты вообще слушаешь, что я тебе говорю?! – я невольно перехожу на крик.
– Не ори на меня! Это ты меня не слышишь! Я что, так много прошу у тебя? Я ведь сама плачу за все обследования.
– Естественно, мы ведь договаривались с тобой об этом. А я в свою очередь плачу за всё остальное.
– Ну, спасибо тебе большое за одолжение! Низкий поклон, – в её голосе появляются саркастичные ноты.
Понимаю, что если мы не прекратим сейчас, то закончится это очень плохо. Я уже чувствую себя отвратительно. Будто я не справляюсь с собственной жизнью. Выхожу из ванной и беру со стула первую подвернувшуюся толстовку.
– Ты куда собрался?! – кричит Вера мне вслед.
Я не отвечаю. Отчасти потому, что с ней бесполезно сейчас говорить, отчасти потому, что сам не знаю.
– Ну и катись! – бросает она и хлопает дверью.
2.4
Только на улице я понимаю, что не взял с собой ни ключи, ни бумажник. Поднимаю глаза на свои окна, раздумываю, стоит ли возвращаться. Прихожу к выводу, что не сегодня. Впервые за несколько лет хочется курить. В потёмках на детской площадке замечаю местную молодёжь. Иду к ним в надежде стрельнуть сигарету. Настроение и состояние не описать словами. Я впервые в своей жизни совершенно не вижу никаких перспектив впереди. Так наверное ощущает себя человек погрязший в микрокредитах, оформляющий новый, чтобы погасить предыдущий. Всё, чего мне хочется – хоть на время перестать чувствовать этот груз ответственности.
– Здрасте, Марат Ильнурович, – кивают мне парни.
Тянут руки для рукопожатия, прячут бутылку вина подальше от глаз. Я здороваюсь в ответ, спрашиваю сигарету, сажусь рядом, прикуриваю. Как‑то сам собой заходит разговор про завод. Ребята спрашивают про работу и зарплату. Смотрят на меня с благоговением. Я вспоминаю время, когда сам был таким, как они. Мы с Верунчиком тогда только‑только начали общаться. Думать о том времени невероятно приятно. Слово за слово, мотоциклы, футбол… Незаметно бутылка оказывается в моей руке. Я нахожу пятихатку в кармане и отправляю самого быстрого до ларька за второй.
Меня уносит очень быстро. Я ведь не пью так‑то. Из крутого чувака я быстро превращаюсь в душнилу, пытающегося учить молодёжь жизни. Естественно, мои недозрелые собутыльники быстро сливаются, оставляя меня одного. А я как раз в той кондиции, когда хочется задушевного разговора. Причём не с кем‑то из родни. Всё, что они могут мне сказать, я знаю наизусть. Хочу, чтобы меня услышали и поняли.
Не могу точно сказать, как я оказался у дома Альбины. Помню, что мы с ней долго сидели на лавочке под цветущей сиренью. Я изливал ей душу, а она изо всех сил отбивалась от комаров. Даже особо не говорила ничего, просто слушала. Но мне было этого достаточно. Потом она позвала меня домой. Пьяной головой я рассудил, что раз идти мне больше некуда, то это не такая плохая идея.
Что именно сделал, я осознаю только утром, проснувшись с Альбиной в одной постели. Оглядываю всё вокруг и не могу поверить. Как я мог?
– Чёрт! – я хватаюсь за голову, которая впервые за долгое время чиста и свежа, будто лобовое стекло новенького автомобиля.
– Доброе утро, – смущённо произносит Альбина, глядя на меня заискивающим взглядом.
– Альбин, я это…
Пытаюсь найти слова, чтобы как‑то объяснить всё ей, но в первую очередь самому себе.
– Я люблю тебя, Марат, – говорит она, пряча глаза.
– Прости, – отвечаю я, поднимаясь. – Это всё ошибка, Альбин. Ты ведь знаешь, я женат.
– Знаю, – шепчет она с дрожью в голосе. – Но я всё равно люблю тебя. С тех самых пор, как ты только пришёл к нам на завод. Я была так рада, когда меня к тебе назначили. Мне казалось, это судьба.
Слёзы катятся по её щекам. А у меня дрожь пробегает по телу от мысли, что Вера, наверное, сейчас с ума сходит. Начинаю одеваться лихорадочно. Чувствую себя настоящей падалью.
Конец ознакомительного фрагмента
