Камень
Протяжный крик птицы заставил его вздрогнуть. Искры от костра стайкой взвились в чёрное небо, а по земле пробежала едва заметная дрожь. Сизый дым окутывал огонь, собираясь над непокорным пламенем в причудливые узоры. Палки в костре потрескивали. Под рубашку пробирался холодок.
Он услышал чей‑то шёпот.
Оглянулся. Позади никого. Повернулся к костру. Клубы дыма разошлись, открывая слепящее глаза пламя. Огонь унялся, как будто кто‑то его приструнил, красно‑оранжевые языки смиренно заскользили по углям, не смея вздыматься в черноту ночи.
По ту сторону костра он различил невысокого щуплого старичка из племени динка в рваной тёмно‑синей накидке, завязанной на плече. Безволосая голова незнакомца была вытянута, лоб изрезан ритуальными шрамами. Тело его с головы до ног было покрыто пеплом, словно пудрой, отчего тёмная кожа казалась серой.
Старик что‑то бормотал на своём наречии, обращаясь к Эдаму. Голос его размазывался в треске костра и тонул в темноте.
Рядом со стариком сидел двенадцатилетний мальчик – Куол, сын хозяина гостиницы, где жил Эдам. Мальчик вытянул худые ноги к костру, наблюдая, как языки пламени лижут резиновые подошвы сланцев. В отличие от старика Куол был одет по‑европейски.
Вдалеке раздался вопль какого‑то ночного животного. Куол повернулся к Эдаму.
– Мабок говорит, ты хороший человек. Несчастный, но хороший.
Эдам усмехнулся и уставился на костёр. В руках он обнаружил плоскую металлическую фляжку и поспешил опрокинуть внутрь глоток горячительного напитка. Но вместо виски в горло хлынул дым. Эдам закашлялся. Слёзы брызнули из глаз.
– Мабок говорит, что вся твоя семья проклята.
Дым опьянил его. Он засмеялся и снова поднёс фляжку ко рту. Его смех, словно птичий возглас, полетел к звёздам. Тело размякло.
– Мабок колдун. Святой человек. Он не будет обманывать.
Эдам помотал головой, не в силах сдерживать смех.
– Мабок хочет помочь. Он снимет проклятье.
Смех колол рёбра. Эдам согнулся пополам и, содрогаясь от хохота, стал заваливаться набок. Старик поднялся и напряжённо забормотал, потрясая над костром тощей рукой. Голова Эдама налилась тяжестью. Он смотрел на колдуна сквозь пелену дыма.
Вдруг ночь пронзил оглушительный телефонный звонок. От его звука задрожала земля. Птицы загалдели от ужаса.
Куол наклонил голову:
– Не хочешь?
Саванна вновь вздрогнула от телефонной трели. Мабок, оказавшийся вдруг рядом, наклонился к Эдаму, давившемуся от смеха. Куол раскрыл пухлые губы:
– Не хочешь?
Очередной звонок заглушил его голос.
Телефон не унимался. Эдам зажмурился во сне, словно от боли. Брови сомкнулись, образуя глубокую складку. На лбу проступили капли пота. Но сон не думал отпускать его. Телефон зазвонил снова. И снова. На этот раз его трель казалась бесконечно длинной. Эдам вздрогнул и проснулся.
Он открыл глаза и попытался сообразить, где находится. Взгляд медленно сфокусировался на потолке, засиженном мухами. Звонок. Он с трудом повернул голову и некоторое время недоумённо смотрел на телефонный аппарат. Наконец вернулся к реальности, приподнялся на локте и взял трубку.
– Да? – вслушался. – Да, я.
В трубке кто‑то торопливо говорил. Эдам нахмурился.
– Почему я?
Он сел на кровати, с силой растёр лицо, продолжая слушать. Постепенно до него стал доходить смысл доносящихся из трубки слов.
Он прочистил горло и хрипло произнёс:
– Ясно. Хорошо. Конечно.
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀ 2
После таких новостей без виски было не обойтись. Эдам застыл со стаканом в руке над столом, уперев взгляд на доску с неоконченной̆ шахматной партией. В голове роились мысли. Нужно было торопиться, но он предпочитал всё обдумать, прежде чем действовать.
Он сделал ход чёрными, перевернул доску, недовольно цокнул языком и сделал ход белыми. Мат. Щелчком пальца Эдам опрокинул короля чёрных и посмотрел в окно. Сдвинул брови сильнее.
В этот момент в его номер заглянула Линда Ленц, глава корпункта в столичной Джубе, его непосредственный начальник.
– Эдам? Дверь не закрыта… О!
Увидев его со стаканом в руке, она тут же насупилась.
– Ты же на ногах не стоишь! Как ты можешь пить, когда происходит такое?!
На должность Линду назначили недавно, и она всеми силами старалась установить свой авторитет в филиале. Особенно перед Эдамом. Ей было тридцать шесть, она явно комплексовала из‑за того, что моложе его и имеет меньше опыта, оттого порой становилась просто невыносима. А уж когда она видела его выпивающим, вообще выходила из себя. И объяснять ей, что они в Африке, а не в лондонском офисе, было бесполезно.
Эдам постарался не обращать на неё внимания и начал собираться. Положил в сумку запылённый фотоаппарат, диктофон.
– Ты меня слышишь? – Линда повысила голос.
Вопрос был таким же бессмысленным, как и первый, и Эдам снова промолчал. Это взбесило Линду ещё больше. Застыв у порога, она наблюдала за сборами Эдама с выражением гнева и презрения.
Он ощупал карманы, посмотрел по сторонам. Полез в тумбочку, нашёл в выдвижном ящике коробочку с картами памяти и бросил её в сумку. Вернулся к столу, налил вторую дозу живительного напитка.
– Ты позор нашего издания, Эдам!..
– Здорово, Линда! – прервал готовящуюся тираду низкий голос.
В дверном проёме появился Олег Горячев, русский журналист, живший в Бантио уже третий год. Он не спеша прошёл мимо начальницы Эдама, будто в собственный номер, окинул взглядом стол и взял с него телефон.