Карсикко

– Будьте добры, заменить в Сегеже. Скоро стемнеет. Куда вы направляетесь?

– В Костамукшу, – ответил я.

– Тогда тем более замените, вам еще несколько часов быть в пути.

– Да, конечно. Спасибо.

Он стал смотреть мои документы.

– Михаил Стогов? – спросил сержант.

– Да.

– Вы случайно не писатель?

– Да, – ответил я, неужели дорожный полицейский читал мои книги, – пишу детективы.

– Наш шеф большой ваш поклонник, – более дружелюбным тоном стал говорить полицейский и вернул мне документы. – Мы на юбилей всем отделением заказывали ему подарочные издания с вашим автографом.

– Приятно слышать.

– Вот же он обрадуется, когда узнает, что сам писатель приехал в наши края. Счастливого пути. И не забудьте заменить лампочку.

– Конечно, – ответил я и поднял стекло, когда сержант отошел от нашей машины.

Мы поехали дальше. Я нахмурился, потому что не хотел привлекать к себе внимание. Но делать было нечего.

Как и просил сержант, мы заехали в Сегежу. Правда, пришлось сделать небольшой крюк, но заменить лампочку было необходимо, потому что начинало смеркаться.

– Мы приехали, пап? – спросил Тим у автосервиса.

– Нет. Нам еще несколько часов. Выйди пока, разомни кости, пока я заменю лампочку.

Через несколько минут, мы снова были в пути.

После вчерашнего случая, когда я, то ли уснул, то ли задумался на дороге, было страшновато оставаться за рулем в темноте. Однако по пути не было никаких мотелей, да и города попадались уже очень‑очень редко. Ехать от Сегежи нужно было без остановок через лес, поэтому в городке я купил несколько энергетиков, чтобы выпить их по дороге. На всякий случай.

Успокаивало, что темнеть в этих краях начинало гораздо позже.

Тимофей уже задремал, когда мы съехали с трассы и повернули на дорогу до Костомукши. Тело ломило от долгой дороги, глаза устали смотреть в даль, а поясница начинала болеть, видимо, я подтянул ее, когда толкал машину.

Я начал узнавать знакомые места. Мы были здесь, на этой дороге, много лет назад с братом. Приезжали к дяде на лето, чтобы погостить и заработать немного денег на строительстве домов. Добирались до Карелии в основном на поезде и только потом на машине по этой самой дороге. Федеральная трасса была мне незнакома и не бередила душу старыми воспоминаниями, отдаваясь где‑то глубоко лишь мировой грустью. Так я назвал этот странное состояние для себя. Дорогу до Костомукши я узнавал. Она уводила меня в печальные воспоминания. Я вспомнил эти озера, эти болота, редкий кустарник, здесь, вдоль обочины, практически не было густого леса, светло‑серый асфальт, покрытый частыми капельками щебня. Вспомнил, как видел все это, когда мчался на скорой помощи по этой дороге, держа брата за руку. И испуганный взгляд дяди, полный отчаяния, который он пытался скрыть.

– Я не хочу потерять там еще одного сына, – говорила тихо мама, когда мы сидели с ней перед отъездом на кухне. Я вспомнил ее слова, осознал, только сейчас. Они, как раскатистый гром, дошли до меня гораздо позднее света. Мама боялась не одиночества, не тоски по сыну и внуку, она не хотела отпускать второго ребенка туда, где погиб ее первенец.

Это было больше двадцати лет назад. Я учился на первом курсе университета. Мой брат на четвертом. Мы поехали на все летние каникулы в Карелию к дяде. Работали на местной лесопилке, где возводили бревенчатые дома. Северный лес из Карелии всегда ценился больше, потому что был плотнее и тверже леса со средней полосы. Лесопилку расположили в старых бараках бывшего коровника. Высокие строения из дерева, большие длинные сараи, почерневшие от солнца и воды.

Когда коровник разорился, всех животных забили и сбросили в общий скотомогильник в лесу, в стороне от строений. Десятки, а может и сотни туш коров разлагались годами в этой яме, присыпанной землей, привлекая к диких животных из местного леса. В основном медведей.

Земля там была пропитана кровью и не справлялась с тем, чтобы перегноить в себе плоть коров и твердые кости. Мы никогда не ходили в ту сторону, потому что запах в этом лесу был густым и противным. Местную воду было невозможно пить. Даже из скважин. Помню у нас с братом начинали появляться беспричинные язвы на теле, которые долго не заживали, как бы хорошо мы их не обрабатывали. Шрамы от этих язв остались у меня на теле до сих пор.

Люди, эти люди думали, что просто и легко скрыли свои проблемы, но на самом деле отравили местный лес халатностью и жадностью.

Но зверь на то и зверь, что идет на запах крови.

Дядя говорил нам, чтобы мы не ходили в ту сторону леса, потому что нередко вблизи бывшего коровника ходили медведи, на которых можно было наткнуться. Убежать от этого зверя невозможно, да и спугнуть, если наткнуться лоб в лоб тоже нельзя.

Мы всегда слушались дядю.

Но медведь нашел нас в другой стороне. Мы вышли в обеденный перерыв поискать грибы, не углубляясь далеко в лес, и практически одновременно с медведем вышли на широкую просеку.

Последними словами брата, которые я слышал, были: «Беги!»

Спокойные, резко брошенные слова старшего брата, которые тогда я не смог пересилить.

И я побежал.

Когда на помощь пришли работники лесопилки с ружьями, брат лежал истерзанный в стороне от просеки. Они стреляли в зверя, но не убили, только отогнали в лес, где он и скрылся.

Брат скончался в больнице, от полученных ран.

Смерть всегда приходит неожиданно, даже если человек умирает от болезни несколько лет. Ее никогда не ждешь. Иначе мысли о смерти, как медленный яд, сожгут тебя изнутри.

Думаю, мама так и не простила дяде Мити, что он не уберег его сына. И вот теперь я снова ехал к нему. Она, как родитель, не могла забыть свое дитя. Говорила, что каждый день так или иначе вспоминает его. А я забыл, точнее примирился с его смертью, хотя брат пожертвовал собой ради меня. Может, поэтому я и забыл, что чувство вины стерло из памяти печальные воспоминания, вытеснило их очень глубоко.

Потому я и решился на это путешествие, что не помнил.

Так или иначе, с тех пор я боялся леса. Боялся, что тот самый зверь встанет на моем пути вновь, и уже некому будет меня прикрыть.

Впереди появились огни города. Было уже темно. Часы на приборной панели показывали одиннадцать часов вечера.

Я набрал дядю Митю. Он объяснил, что на первом же перекрестке, не въезжая в город, нужно повернуть налево, проехать еще километров десять и повернуть направо, на широкую щебеночную дорогу. А там уже километров пятнадцать до одного из озер, на котором стоит его дом.

– Надеюсь, не заблудимся в темного, – сказал я.