Когда я буду морем

Сан Иль числится в лучших работниках, он не жалеет себя, и вскоре на счету накопится приличная сумма. В японском банке деньги в целости и сохранности, как в самом надежном сейфе, хоть век пройдет – не обманут, получишь заработанное до самой последней монеты.

Сан Иль вычерпал суп до капли, доел кашу до последнего зернышка, отодвинул тарелку. Все‑таки на Карафуто платят хорошо, можно заработать целых две иены в день. Дома, в деревне, о таком заработке и мечтать было нельзя. Конечно, работа тяжелая, но он справится, силы есть. И жена – рачительная хозяйка, они почти не голодают.

Ок Суль налила в чашку кипяток, развернула ручкой вправо, чтобы было удобнее брать. Он, хлюпая и громко втягивая воздух, выпил горячую воду и поднялся, чувствуя благодатное тепло в животе.

Провожая его, жена наклонила голову и певуче пожелала:

– Чаль‑гатта‑осео.

Он коротко ответил: – Иеее.

Вышел на улицу и смешался с толпой.

Ок Суль несколько мгновений смотрела мужу вслед. Холодный сквозняк ледяной змейкой пополз по ногам, и она прикрыла дверь, подошла к печи и погрела руки.

Скоро сын проснется, она посадит его на спину, туго обвяжет широким платком и примется за домашние дела. Днем немного потеплеет, и она отправится за продуктами. По дороге она будет кланяться встречным соседям и знакомым, и сын, с любопытством выглядывая из‑за плеча, будет низко кланяться вместе с ней. Так прививается уважение к соседям.

В лавке ей выдадут крупу, которую нужно растянуть на месяц. На рынке она купит немного овощей и крепко посоленной рыбы. Вернувшись домой, заквасит кимчхи из редьки и рыбы, приготовит кактуги. После скудного обеда возьмет нитку с иголкой и примется чинить старую одежду. На сыне одежда будто горит. Не успевает Ок Суль поставить одну заплатку, как рядом появляется другая прореха. Недавно она удачно выторговала на рынке большой кусок миткаля в обмен на несколько чашек ячменя. Если хорошо постараться, то из него получится выкроить две пары штанов – большие и маленькие.

Целый день она будет хлопотать по дому, а вечером, когда стемнеет, опустит отяжелевшее тело уснувшего сына на циновку, укроет потеплее и сядет перебирать крупу. Она будет отделять мелкие камешки, мусор и пыль от рисовых зерен, поглядывая в окно и настороженно прислушиваясь к каждому звуку.

Иногда приходится ждать подолгу. Как в тот осенний день, когда во время разгрузки вагонетки Сан Иль оступился и упал. Тяжелое бревно покатилось под ноги шедшему следом пареньку, волокущему увесистый кряж на худеньких плечах. Тот по‑заячьи вскрикнул и рухнул на землю, когда неумолимая громадина раздавила его пальцы и сбила с ног.

Подошедший надсмотрщик распорядился доставить пострадавшего в лазарет. Сан Иль взвалил тщедушное тело на плечи, чтобы отнести самому, но взмах плетки приказал опустить плачущего парня на землю, и Сан Иль отправился таскать бревна дальше.

Целый месяц после этого муж почти не спал. Поднимался ночью, выходил на улицу, глядел на низкое ночное небо и до рассвета сидел на крыльце, смоля одну за другой самокрутки. Засыпал лишь под утро. Совсем почернел.

В одну из таких ночей она неслышно вышла к нему на крыльцо, накинула ему на плечи одеяло и сказала: «Того парня недавно отправили домой, в Корею». Он вскинул глаза: «Кто сказал?» Ок Суль едва слышно ответила: «Бабка Ен Хай, повитуха. Встретила ее в лазарете, она помогает тамошнему доктору». Сан Иль помолчал, отбросил тлеющий окурок и зашел в дом.

Не сразу, но со временем сон вернулся к нему. И трава, что бабка Ен Хай сунула в руку, велев заваривать и давать мужу пить каждый вечер, помогла. Ок Суль возблагодарила небеса за благосклонность судьбы. Она знала, что случится с ними, лишись Сан Иль здоровья или что еще хуже – разума. Без кормильца им не выжить. Замерзнут ли они в лютые холода или умрут от голода – никому до этого не будет дела. Мало ли корейцев гибнет на Карафуто каждый день: кто тонет в ледяной до судорог воде, сплавляя бревна по бурной реке, кого заваливает в шахте, и тогда остается уповать лишь на то, что судьба сразу лишила жизни бедолагу, а не обрекла на мучительную смерть от удушья обездвиженного калеку… Она не будет думать об этом. Плохие мысли не всегда сбываются, но всегда отбирают силы.

Недавно японец‑надсмотрщик, всегда отмечавший старательного Сан Иля, завел разговор с предложением остаться еще на год после отбытия повинности. Обещал прибавку.

Вечером Сан Иль рассказал ей об этом предложении и, помолчав, добавил, что решил согласиться.

Все‑таки на Карафуто платят хорошо. Когда‑нибудь они смогут накопить достаточно денег и вернутся в Корею. Хорошо было бы отделиться от родительского дома, а если совсем повезет, отправить сына учиться. Образование – это лучшее, что могут дать родители детям.

Карафуто – благодатная земля. В окрестных лесах много трав и ягод. Ранней весной пробивается из мокрой земли ядреная хрустящая черемша, потом можно будет собирать калужницу, пока она не расцветила желтыми цветочками быстрые ручьи и болотные заводи, став ядовитой. В мае в пищу пойдут побеги папоротника, растущего в сумрачном лесу во влажной тени. Прямые зеленые стебли с похожими на скрюченных зародышей листьями можно отварить и припустить в капельке масла, добавив чесноку и соли.

Вот только сил трава не дает, сын растет плохо. Пожалуй, она сегодня отдаст Нэ Сану свою порцию риса. Она обойдется.

Женщины – они сильные, когда знают, во имя чего.

 

Ужин

 

У мамы моей были

густые смоляные волосы –

до пят!

По утрам

она их старательно

расчесывала белым гребешком,

ярким месяцем

блуждавшим

в волосах, как по небу!

И я не замечал,

как таяла дивная лунная ночь.

Роман Хе

 

Утром, уходя на работу, Сан Иль предупредил жену, что вечером придет не один.

Гостя полагается встречать лучшими блюдами, поэтому она решила сварить к ужину суп из свежей камбалы – невиданная роскошь по нынешним временам. Добавила зеленый лук и редьку, полюбовалась на танцующие в кипящем бульоне красные крупинки острого перца.

Пряный аромат смешался с сытным дымком варившегося проса, когда стукнула дверь.