Когда я буду морем

Ок Суль едва успела подхватить дочь на руки и прижать к себе сына, когда толпа понесла их. Она наступила на край юбки, едва не упала, но удержалась и закричала изо всех сил:

– Нэ Са‑ааа‑н, держись за маму, сынок, держии‑ись!

Людские тела бились о нее, давя и сминая, где‑то внизу захлебывался истошным плачем сын. Их протащило несколько метров, когда она, пригибая голову от сыпавшихся со всех сторон ударов, выбралась из людского месива.

Ходивший узнавать последние новости Сан Иль такой ее и нашел – стоящей на коленях и обхватившей детей руками, словно квочка, защищающая своих цыплят от нападения дикого зверя.

Встретившийся Сан Илю земляк рассказал, что вчера на погрузке толпа смела заграждение, и народ повалил на судно. Несколько односельчан смогли прорваться. Молодые и крепкие, они крикнули офицеру что‑то по‑японски, и тот, махнув рукой, не стал их задерживать.

– Одному легче попасть на пароход, – сказал односельчанин, – но с семьей почти невозможно. Сан Иль, вам нужно вернуться домой. Солдаты говорят, что пока не вывезут всех японцев, корейцам места не будет.

Выслушав рассказ мужа, Ок Суль замотала головой:

– Я никуда не пойду! Запас еды у нас есть. Будем на земле спать, но дождемся! – В ее голосе послышались пронзительные нотки. – Я хочу домой, слышите, домой!

Ми Ен испуганно зашмыгала носом, Нэ Сан отвернулся, посматривая исподлобья на отца.

Сан Иль сел на землю, достал папиросу. Словно не слыша оглушительно ревущую сирену отходившего корабля, он уставился на гладь моря, на мерно катящиеся одна за другой волны с белыми шапками и на солнечные блики, искрящиеся на воде. Докурив и отбросив тлеющий окурок, он негромко сказал жене:

– От судьбы не уйдешь. Если нам суждено умереть на чужой земле, так оно и будет. Вставай с земли, не то заболеешь.

Ок Суль прижала головы детей к коленям, замотала головой:

– Останемся, прошу вас! Утром придут корабли и заберут нас. Японцы не могут нас бросить!

Сан Иль взглянул на дрожащие губы жены и готовые пролиться из глаз слезы, поднялся, сильным рывком взвалил на плечи тяжелый тюк и пошел прочь, не оглядываясь. Ок Суль схватила детей за руки и, спотыкаясь, засеменила за мужем по дороге.

Боо‑оммм, бооо‑омммм – торжественно загудел колокол и до краев, словно чашу, наполнил торжественным звоном раскинувшийся между сопок Одомари. В расположенном неподалеку синтоистском храме началось молитвенное собрание.

Сан Иль остановился, покачался в такт призывному звучанию и зашагал к храму, возле которого уже стояло немало повозок. Возле поросшей мхом стены он нашел свободный пятачок, бросил тюк на землю, достал топор из‑за пояса и ушел. Через час вернулся с большой вязанкой дров.

Смеркалось. Ок Суль поставила на огонь надраенный котелок, и вскоре пляшущие языки пламени покрыли блестящее дно жирной копотью. Рис пополам с просом быстро закипел, из‑под крышки полезли большие мутные пузыри. Ок Суль набрала жидкой похлебки в тарелку, с поклоном протянула ее мужу. Поев, он вытянулся на одеяле и мгновенно уснул. Она разделила остаток каши с детьми. Проглотив свои порции, сын и дочь прикорнули рядом с отцом. Августовская ночь выдалась беззвездной, и лишь всполохи артиллерийских снарядов освещали редкие облака.

Ок Суль обтерла пучком травы дно котелка, засунула железную посудину в тюк и пристроилась с краю. Земля холодила спину, трава мягко шелестела на ветру. Ок Суль следила, как мечутся по стенам храма суматошные тени, прислушивалась к тихим разговорам и смятенному шепоту вокруг. Наконец усталость взяла свое, и она смежила тяжелые веки.

Едва забрезжил рассвет, Ок Суль открыла глаза и тихонько освободила затекшую руку. Ми Ен перекатилась на другой бок, по‑щенячьи посапывая. Ок Суль приподнялась и едва сдержала удивленный возглас. Рядом с ними не было ни клочка свободной земли. Повсюду, куда ни кинь взгляд, шевелился живой человеческий ковер.

На завтрак поели сухих лепешек, запили водой. Сан Иль увязал в тюк одеяло, и, осторожно обходя лежащих вповалку людей, они зашагали к повозке.

Выйдя на дорогу, Ок Суль ахнула. Все окрестные сопки, крыши домов, всякая мало‑мальская высота была занята людьми, всматривающимися в серые волны, мерно накатывающие из залива. Историки скажут, что в те дни в Одомари скопилось около двадцати тысяч человек.

Вскоре из‑за горизонта показался корабль, и толпа ринулась на пирс. Люди смели оцепление, и у шаткого мостка, перекинутого между берегом и бортом, заволновалось яростное людское море. Тюки валились в воду, матери из последних сил поднимали над головами младенцев, мужчины не жалели кулаков, прорываясь к хлипкому настилу между причалом и судном.

Под надсадный вой сирены матросы ударами батогов отогнали последних смельчаков и откинули узкий трап.

Сан Иль заскрипел зубами в отчаянии и проклял собственную нерасторопность. Ему бы отшвырнуть рядом стоящих людей и силой пробить дорогу, но он лишь бессмысленно суетился в толпе, заслоняя телом жену и детей.

Тяжело груженный корабль медленно отчалил от берега. Судно было уже на середине залива, когда море у правого борта внезапно вскипело бурунами, водная толща гневно вздыбилась и обрушилась на палубу, сметая и вышвыривая людей, словно надоедливых муравьев. Первая бомба проделала пробоину в обшивке. Еще удар – и корабль начал тонуть.

Крики ужаса огласили Одомари. Оцепенев, стояли недвижно мужчины, обезумевшие женщины рвали волосы и катались по земле.

До поздней ночи не стихали стоны людей, оплакивавших несчастных, принявших смерть в морской пучине. Суматошно машущие руками черные фигурки несколько часов виднелись на водной глади, но постепенно исчезли, и к ночи на поверхности колыхались лишь изодранные ошметки да прибойной волной долго выносились на берег куски обшивки.

Никого не жалеет злая судьба, по своей прихоти уравнивая перед лицом смерти японцев и корейцев, сперва даруя зыбкую надежду и тут же отнимая ее.

Сан Иль повалил Ок Суль на землю, когда увидел черный дым над кораблем, не дал смотреть, как гибнут люди.

Они еще несколько ночей спали в окрестном лесу на земле, а днем вновь и вновь толкались в плотной толпе у пирса, тоскливо провожая взглядом отходившие суда. В один из дней по Одомари разнеслась новость о том, что в Маоке высадился советский десант, и русские вот‑вот войдут в город, а японские корабли навсегда покинут залив Титосе.

Услышав это, Сан Иль зажмурился изо всех сил, и перед глазами в кромешной тьме вспыхнули радужные круги. Он потряс головой, разлепил веки и повернулся к жене.

Взгляд Ок Суль был устремлен поверх его головы, на чернильное небо, где по одной зажигались яркие звезды. У ее ног играли дети. Она стояла, запрокинув голову и подставив лицо теплому августовскому ветру, когда Сан Иль окликнул ее.

Мягким движением Ок Суль подхватила дочь, усадила на спину, накрыла платком и завязала крепкий узел. Ми Ен обхватила тоненькими ручками ее шею, положила голову на плечо и через несколько минут засопела, согревшись материнским теплом.