Контуженный: Побратим

– Граф, по‑моему, вы выпили лишнего, прогуляйтесь, подышите свежим воздухом. Сегодня я не разрешаю вам танцевать со своей сестрой, на правах брата, – по‑прежнему улыбаясь, сказал принц, но на этот раз в его словах чувствовалась твердость и уверенность в собственных силах.

Да, он мог ему приказывать, сейчас они с принцессой были самыми старшими аристократами на этом празднике жизни.

– Простите мою дерзость, ваши высочества, вы, безусловно, правы. Разрешите откланяться, – согнувшись в поклоне, ответил граф. Распрямившись, развернулся на месте и направился в сторону анфилады летнего дворца.

На его лице нельзя было прочитать ни одной эмоции, только вот никто не знал, что в этот момент происходило в душе молодого графа. Едва он оказался на балконе, тут же резко сжал кулаки и зажмурился, ему очень хотелось выругаться и что‑нибудь разбить на мелкие кусочки, желательно голову этого мерзкого принца, как он посмел это сказать ему, наследному сыну герцога Ар‑Мурено, да что этот сопляк о себе возомнил! Я же разорву его на тысячу кровавых лоскутов! Отчаянно хотелось рычать. Однако Скот прекрасно знал, что любой сантиметр летнего дворца императора просматривается, и кластер искинов службы безопасности анализирует движения каждого мускула всех присутствующих высокопоставленных гостей. Нет, он не так глуп, он не позволит привлечь к себе внимание, не будь он графом Ар‑Мурено, он поступит так, как велит девиз его рода. «Заморозь свою ярость и рази врагов ледяным клинком». Граф несколько раз глубоко затянулся сладким воздухом столичной планеты Араты. В его легкие, сведенные спазмом острого приступа ярости, ворвались ароматы окружающих летнюю резиденцию императорской семьи садов. Тысячи умелых работников заботливо культивировали на огромных пространствах множество самых прекрасных растений со всех уголков Содружества. Большая часть населения империи была бы рада хоть одним глазком увидеть все его прелести и диковины, но сейчас он не приносил графу абсолютно никакого облегчения. С таким же успехом он мог бы дышать канализационными миазмами где‑нибудь в промышленном захолустье. Ар‑Мурено крепко сжал зубы, усилием воли заставил себя улыбнуться и нацепить на лицо выражение удовольствия. С трудом, но это ему удалось.

Он еще несколько минут постоял, привыкая к натянутой маске, потом вернулся в зал. Теперь ему казалось, что все вокруг смотрят на него пренебрежительно, ведь его только что так унизили, а он стерпел, проглотил оскорбление, словно какой‑то плебей. Однако сейчас покидать бал было нельзя, а то, чего доброго, подумают, что он настолько слаб, что не может контролировать себя. Нет, щенок, я еще до тебя доберусь. И до тебя, сучка, разложу, как простую служанку, дай только немного подготовиться. Граф Ар‑Мурено еще некоторое время прогуливался по залу, даже пригласил на танец какую‑то девушку, чья внешность совершенно не отложилась в его памяти. После этого он, не привлекая внимания, покинул императорский бал и отбыл в столичную резиденцию отца, великого герцога империи Аратан Виста Ар‑Мурено. Когда он оказался на территории усадьбы, сразу же поднялся в свои покои и только там дал волю своей необузданной ярости, рвал и метал, разбивая изящные предметы искусства, которые целенаправленно и бережно коллекционировала его матушка и расставляла во всех семейных гнездах. Скоту было глубоко наплевать на их редкость и стоимость, ему трубовалось выпустить из себя до поры до времени сдерживаемую ярость, и он с удовольствием делал это. После того, как первый поток злости был выплеснут, граф связался с искином‑мажордомом и потребовал себе бутылку крепкого алкоголя. Как только заказанное было ему предоставлено, он залпом выпил несколько бокалов и лишь после этого немного успокоился. Сел в кресло, налил себе еще порцию напитка и начал медленно цедить его. В его голове строились планы мести детям императора, и чем дольше он сидел, чем пьянее становился, тем более изощренно воображение помогало ему продумывать многоходовые комбинации.

Через час недопитый бокал выпал из ослабевших пальцев хватившего лишнего парня. Дроид‑уборщик неслышно появился из зарядной ниши и втянул в свои внутренности упавший на пол стакан вместе с остатками пролившейся жидкости, после этого он так же неслышно убрался восвояси.

ПЛАНЕТА ЗЕМЛЯ. ГОРОД КАЛИНИНГРАД. 2030 ГОД

 

– Евгений Соловьев, – позвала выглянувшая из кабинета военного комиссара девушка, носившая погоны старшего лейтенанта медицинской службы, – вы следующий, проходите.

Она скрылась за оставшейся открытой дверью, и я тут же поднялся из мягкого откидного кресла, стоявшего в коридоре военного комиссариата города Калининграда. Я мысленно постарался успокоиться и, пропечатав несколько твердых шагов, вошел в кабинет. Перед тем, как войти, попытался сделать как можно более незаметными следы полученного несколько лет назад ранения. На мне были надеты неброский серый пиджак и такой же расцветки брюки. Ничего более официального я не смог найти в своем скудном гардеробе, а покупать, тратя на что‑то новое и так невеликую пенсию, не посчитал нужным. В руках я держал папку с комплектом необходимых документов.

– Здравствуйте, – негромко поздоровался я с комиссией, заседающей в кабинете.

За длинным столом расположились трое мужчин, с прошлого раза тут совсем ничего не поменялось. В кабинете, кроме них, находилась та самая девушка, которая исполняла роль секретаря, она сидела за отдельным столом и что‑то набирала на клавиатуре ноутбука. Ноздри уловили множество запахов – смесь каких‑то медицинских препаратов, бумаги, парфюма и антисептиков. После того, как противник начал применять различные штаммы экспериментальных бактерий, это стало нормой жизни. Распространение эпидемий удалось предотвратить, хотя поначалу было непросто.

– Здравствуйте, молодой человек, – поздоровался со мной сидящий в центре пожилой полковник, – проходите.

Я сделал несколько шагов и остановился напротив стола, со всеми сидящими за ним я уже неоднократно встречался в этих стенах.

– Итак, Евгений Николаевич, вы опять навестили нас, – с отеческой улыбкой сказал военный комиссар полковник Демьяненко.

– Так точно, товарищ полковник! – гаркнул я и встал по стойке смирно.

– Ну вот, опять, молодой человек, – сказал подполковник медицинской службы, в погонах которого наравне со звездами можно было легко разглядеть известную всем эмблему. – Мы с вами встречаемся уже не первый раз, и мне по‑прежнему нечем вас обрадовать. Вы ведь наверняка сами прекрасно знаете, что по медицинским показаниям мы не можем восстановить вас на службе, сейчас не двадцать пятый год, когда это было бы возможно. Поймите, с вашим диагнозом нельзя служить, да вам даже двигаться‑то с опаской нужно.

– Товарищ подполковник, я прекрасно себя чувствую и готов пройти любые проверки, – уверенно заявил я, – вот, тут у меня заключения независимых экспертов о том, что я в порядке, – показал я свою папку.

– Евгений Николаевич, на стене висит зеркало, подойдите, пожалуйста, к нему, – попросил председатель медицинской комиссии.

Сделав несколько шагов и, как и было сказано, посмотрел в зеркало, я прекрасно догадывался, зачем полковник это сделал, и что он хотел мне показать. Правая половина моего лица частично парализована, не сказать, чтобы это сильно меня портило, во всяком случае, я к такому неудобству давно привык, однако скрыть не до конца открытое веко и опущенный уголок губ было невозможно, да и во время разговора очень заметна разница в мимике.

– У вас было проникающее осколочное ранение головы, из вас достали два осколка, а один до сих пор находится в тканях головного мозга. О какой службе может идти речь, молодой человек, мы просто не имеем права пропустить вас, поймите, это подсудное дело, на это никто не пойдет, никакие независимые экспертизы вам не помогут. У вас однозначная категория «Д», вы абсолютно негодны к службе, у вас инвалидность.