Корабль теней
– Надо обойти все палубы и заглянуть в трюм и рубку. – Володя деловито осматривался. Да, похоже, что корабль изрядно потрепало. На жестяном пожарном щите недоставало одного ведра, а лопата для песка была почему‑то без ручки. Деревянного ящика для песка тоже не было, и сам песок просто лежал кучей у стены под щитом. Часть песка была размыта по всей палубе, и он звонко хрустел под каблуками.
Команда, стараясь не разделяться, принялась исследовать корабль. Ветер понемногу крепчал, качка усиливалась. Уже почти совсем стемнело, подступившая мгла казалась непроглядной; закатное солнце, как и молодой месяц, не могли пробить своим слабым светом плотный слой тумана, окружающий судно. Мужчины одновременно включили фонари и начали обшаривать скрипящую посудину желтыми световыми лучами.
Палубы – что носовая, что кормовая, – оказались совершенно пусты. Ни людей, ни каких‑то вещей, ничего. Даже водоросли и прочий морской мусор, который обычно появляется на кораблях, дрейфующих в море, обнаружить не удалось – полы были чисты, словно только что отдраены.
– Смотрите, ребята. У них тут даже дощатого настила нет, – тихонько сказал Витек, стуча носком ботинка по совершенно голому жестяному покрытию. Из него кое‑где торчали металлические заклепки. – Странно. Куда он делся?
– Может, команда все сожгла? Здесь вообще нет ничего деревянного – ни палубных досок, ни ящика для песка. Шлюпок тоже нет. Даже ручка у лопаты куда‑то пропала. А здесь, – мичман указал на торчащие вдоль борта уши поручня, – должна быть лиственничная прожилина, но и ее тоже нет. Что за фантасмагория?..
– Какое «сожгла»? Двигатель тут не паровой, а дизельный, без топки. – Володя указал рукой на дверь трюма.
В этот момент в недрах корабля что‑то хрустнуло, затем раздался скрип, похожий на протяжный то ли вздох, то ли стон. Мужчины переглянулись.
– Надо осмотреть трюм и рубку. – Голос Володи звучал преувеличенно бодро.
– Тебе надо – ты и смотри, – буркнул Витек.
– Это не мне надо, это приказ командования.
– Командование наше, небось, уже давно якоря сушит на диване.
– Отставить базар, – негромко оборвал спорщиков мичман. – Палубы обошли? Обошли. Теперь топаем в трюм. Если кто и есть живой, то только там.
Из трюма вновь послышался скрип‑вздох‑стон.
– Не нравится мне это корыто, ох, как не нравится, – пробурчал Витек. – Кстати, а как оно называется? Мы так и не выяснили. Вон там надпись, – он указал лучом фонаря на стену возле входа в трюм.
– Что здесь намалевано? – Мичман, близоруко прищуриваясь, всматривался в незнакомые символы.
– Н‑непонятно, – Володя, казалось, впервые был обескуражен. – Какие‑то дикие буквы. Не латиница, не кириллица, не греческий.
– Может, эти… ероглифы? – предположил Витек.
– Н‑непохоже, хотя‑а… Да нет. Тарабарщина. – Горбунов ожесточенно поскреб пальцами подбородок.
Иван Петрович достал из внутреннего кармана огрызок карандаша и маленький блокнот с цветочком на обложке.
– Надо записать название. Вернемся на базу – отдадим языковедам, они разберутся, что это за и‑ро‑гливы. – Он принялся чиркать в блокноте, затем отошел к пожарному щиту, чтобы срисовать надписи и с него. – Это не тарабарщина, это явно какой‑то язык: буквы складываются в слова. – Закончив, мичман убрал блокнотик обратно во внутренний карман.
Володя распахнул дверь, ведущую в трюм. Она заскрипела, взвыв как раненый зверь. Витек заметно вздрогнул. Мужчины осторожно вошли внутрь, шаря лучами фонарей.
В трюме оказалось ощутимо теплее, чем снаружи. В нос ударил сладковатый, спертый запах, словно год назад здесь оставили гнить ящик яблок. Фонари осветили большой холл, совершенно пустой, если не считать пары железных стульев без сидений и спинок, и железного же ящика, стоящего в углу. Ящик был пуст, его настежь распахнутые дверцы, гулко хлопающие в такт качке, казались похожими на чьи‑то голодные челюсти. Громко хлопали и двери, ведущие в помещения из холла, обшарпанные таблички на них были сделаны все на том же тарабарском языке. По стенам змеились электропровода – старого образца, витые, судя по всему, когда‑то бывшие в тканевой оплетке; многие из них были оборваны и висели плетьми, касаясь пола. На потолке были установлены плафоны освещения, но большинство из них оказались без ламп или с их разбитыми останками.
Заглянув за одну из незапертых дверей, Володя обнаружил несколько стоящих в ряд железных двухэтажных коек – ржавых, с плетеными панцирными сетками. Ни матрацев, ни подушек с одеялами на них не оказалось. Около каждой койки стоял небольшой железный шкафчик, покрашенный когда‑то голубой, а теперь рыжевато‑серой краской. Все шкафчики были совершенно пусты и зияли открытыми дверцами. Володя обвел кубрик лучом фонаря и, убедившись, что здесь никого нет, вышел обратно в холл.
Тем временем Витек, переборов наконец страх, сунулся в другую дверь, с левой стороны от входа в трюм. Там он нашел несколько столов, явно привинченных к полу, пару все тех же стульев без спинок, какие‑то огромные тумбы вдоль стены и ряд запертых шкафов. По полу болталась различная утварь – тазы, вилки, половники, какие‑то кастрюли. Судя по всему, это был камбуз.
– Парни, зырьте сюда, – позвал Витек. Иван Петрович и Володя подошли к двери камбуза и осторожно заглянули внутрь.
– Возможно, в ящиках что‑то есть, – сказал мичман и повернул ручку дверцы ближайшего из них. Неожиданно оттуда с грохотом посыпались тяжелые консервные банки.
– Ого! Жратва! – удивленно хмыкнул Витек. Взяв в руки одну из банок, он сосредоточенно изучал надписи – они были, как оказалось, все на том же непонятном языке. – Давайте откроем, посмотрим, чего там. Вроде бы рыба, судя по этикетке.
– Е‑мое, серый как штаны пожарника… Ну далась тебе эта рыба, Витек, – раздраженно бросил Володя. Но тот не слушал; пошарив лучом фонарика по полу, он без труда нашел большой, тяжелый поварской нож и, примостив банку на железном столе, наугад ткнул куда‑то в крышку.
Раздался громкий свист, банка, подскочив над столом, закружилась в воздухе, визжа как поросенок. Витек, страшно перепугавшись, выронил нож и отпрянул от стола, крепко приложившись затылком о железный ящик. Он рванул пуговицы на кителе; одна из них, отскочив, звонко шлепнулась о пол камбуза; суетливо шаря в разрезе ворота тельняшки, Витек вытащил маленький нательный крестик, и, истерически хватая ртом воздух, принялся целовать его, что‑то приговаривая. Иван Петрович и Володя тоже оцепенели, замерев у двери камбуза.
Через несколько секунд свист прекратился и банка с жестяным звоном упала на стол. Володя осторожно подошел и взял ее.
– Ребята, да она пустая!
– Че ты гонишь, Вовка? Я же сам ее в руках держал! – Витек, сунув крестик обратно в горловину тельника, недоверчиво выдернул банку из рук Горбунова. – Мать моя… И правда – пустая. Но как так?
– Давайте откроем другую, – предложил мичман. Его разбирало любопытство пополам с оторопью.
– Да ну нахрен! Сами открывайте! – отшатнулся Витек, выбрасывая пустую жестянку через плечо. Она загремела где‑то в углу камбуза.