Корабль теней

Витек и Володя погасили фонари и повесили их на пояса. Тьма резко сгустилась над палубой. Промозглый влажный ветер мало‑помалу крепчал, пронизывая до костей; в наступившей темноте казалось, что он стал еще холоднее. Троица двинулась вдоль лееров, светя одиноким фонарем за борт и негромко переговариваясь.

– Петрович, а все‑таки как так получилось, что ты… Ну, это… Всего лишь мичман? Тебе ж по стажу как минимум кап‑два положен, не? – Витек, внимательно вглядываясь здоровым глазом в туман, шел первым, держась рукой за леер.

– Да это долгая история, – уклончиво отозвался тот. Малых не ответил, и Иван Петрович продолжил:

– Я вообще‑то до капитан‑лейтенанта дослужился. Восемь лет тому назад дали очередное звание. Спустя месяц приехала на базу комиссия, – ревизия, то‑се, пятое‑десятое… А я тогда заведовал работой второго судоремонтного дока, того, который на отшибе. Накануне туда пригнали подлодку, – не атомную, простую, – что‑то у нее с аккумуляторами приключилось. Док осушили, мои ребята взялись за починку. И был там у нас такой… Сеня Прокопенко. Молодой парняга, только технарь закончил. Шебутной, горластый, типа тебя, Витек. И выпить тоже был большой любитель. И вот представь – идет эта комиссия по стапелям, брюхи вперед, я сзади семеню, рассказываю, как что, про ударные темпы ремонта и все такое. А навстречу этот боец‑храбрец восьмерки выписывает. Перегару – от киля до клотика. Эти трое как рявкнут: что за пьянство на секретном объекте?! Сеня, дурак, перепугался, да со стапелей и свалился вниз, а там… В общем, когда подняли его, сразу стало понятно – не жилец. Комиссия, конечно, меня на ковер, да по всем инстанциям, да уголовку хотели завести. В общем, пропесочили во все дыры, понизили в звании до матроса простого, да выперли причалы драить и бумаги носить, в моем‑то возрасте. Так что путь по этой лесенке я, можно сказать, заново начал.

– Дела‑а, – протянул Витек. – Как же ты за ним не уследил…

– «Уследил»… Ха. За тобой вот, например, уследишь разве?.. А я так считаю, что не рявкни эти трое на Сеньку – жив был бы парень. Мы потом почти всем личным составом на поминки к нему пришли. А там мама его да сестра малая слезами заливаются. И так мне, братцы, стыдно стало, так горько, словно это я сам, своими руками его, сердешного, уложил…

– Петрович, ты не на палубу свети, а за борт, – напомнил Володя, кашлянув.

Троица медленно двигалась вдоль лееров. Катера нигде не было видно. Возможно, он дрейфовал где‑то совсем рядом, скрытый туманом, но луч фонарика, уже начинающий слегка бледнеть, – батарейки подсаживались, – не мог пробить толщу слоистого, сизо‑кисельного марева. Наконец все вернулись к швартовочному фалу с кошкой, уложенному Володей на верхней палубе.

– «Аиста» нет, – подытожил Иван Петрович. – Какие планы, лейтенант Горбунов?

– Да чего теперь делать… Видимо, ждем утра. Авось туман рассеется.

– «Авось»… Молодчина, командир! Это весь твой план? – Витек истерически расхохотался и принялся расхаживать по палубе. – Молоде‑ец! Вот что значит офицер!

– У тебя есть другие предложения, Малых? – перебил Иван Петрович.

– Да, мичман, есть! Прыгнуть за борт и плыть в сторону берега!

– Серьезно?! Тридцать, а то и сорок километров вплавь, да? Тоже мне, Владимир Сальников нашелся!

– А что делать, Петрович? Сидеть здесь и сдохнуть? Тут даже пожрать нечего!

– Тебе бы только пожрать! – усмехнулся мичман.

– Ха, а ты, значит, не жрешь, святым духом питаешься, да? О‑оо!

И тут откуда‑то из глубин судна послышался очень похожий на выкрик Витька возглас: «О‑оо!», – гулкий, какой‑то утробный, словно сам дух корабля решил подать голос. Спорщики резко примолкли.

– Че это было? – тихонько спросил Витек.

– Не знаю, – осторожно ответил Володя, и в недрах корабля вновь прозвучало: «О‑оо!»

– Так, ребята. Я схожу внутрь. Посмотрю, может, там все же есть кто живой. Ждите меня тут и будьте начеку – наш катер может прибить волнами обратно к борту. – Володя тряхнул головой, зажег «Зарю» и двинулся к двери в трюм. Витек и мичман переглянулись, но спорить не стали. Иван Петрович погасил свой фонарь, экономя батарейки, и на палубу опустилась тьма – хоть глаз выколи.

 

 

* * *

 

– Э‑эй, есть кто?

– О‑оо!

Шаги тяжелых форменных ботинок Горбунова гулко отдавались в темных железных коридорах трюма. Снаружи в борта приглушенно шлепались волны, корабль постанывал, охал и вздыхал, словно жалуясь на непогоду. Володя медленно обследовал трюм, заглядывая в каждую дверь и время от времени подавая голос: «Эй, кто тут, отзовись!» Иногда, в совершенно неожиданные моменты, из самых разных мест доносилось ответное «О‑оо!» – то из кубрика, то из машинного отделения; казалось, что кричащий как будто водит Горбунова за нос, неслышно, точно призрак, перебегая из помещения в помещение и как‑то ухитряясь открывать визгливые ржавые двери без единого звука. А может, это был вовсе и не крик, а скрип какой‑то снасти или петли, думал Володя, шаря лучом фонаря по переборкам кают и коридоров.

Внезапно возглас «О‑оо!» раздался из запертого соседнего помещения. «Попался!» – подумал Володя и резко распахнув стальную дверь, направил туда бледнеющий луч фонаря. Внутри каморки оказалось так темно, как будто воздух был пропитан этой тьмой и жадно пожирал свет блекнущей «Зари», не оставляя от него ни единого фотона. Брови Володи взлетели вверх, и в этот момент в черном как смоль проеме неожиданно появилось лицо.

Оно было огромное, втрое больше человеческого, сизо‑белесое, какое‑то расплывчатое, испещренное, казалось, морщинами, словно было вырезано из бумаги и измято, искаженно‑вытянутое, с пустыми черными глазницами и широко, неестественно широко распахнутым наискось ртом. Лицо висело в воздухе, покачиваясь, и, казалось, сверлило Володю немигающим взглядом. Тот словно оцепенел, глядя в бездонные глазницы, не в силах сделать ни одного движения; по загривку скользнула липкая капля холодного пота. Из раззявленного перекошенного рта фантома вырвался резкий как сирена вопль: «О‑оо!». Лицо метнулось из темноты прямо на Володю, он перепуганно отшатнулся, замахал руками, выкрикнув «А‑аа, твою мать!»; что‑то, с силой крутнув, швырнуло его спиной вперед внутрь каморки, дверь хлестко грохнула, захлопнувшись… и тут фонарь погас.

 

 

Глава 5

Морячок и медсестра. Надписи на стенах

– Вот болван! Как он умудрился? Васька, хорош придуриваться! Елки‑палки, где Андриянов? Фельдшера позовите кто‑нибудь наконец!