Корабль теней
– Говорю же – не знаю пока! Приеду, осмотрюсь и… – Тут Тоня впервые осознала зияющий пробел в своем гениальном плане побега – она совершенно не подготовилась к тому, что ждет ее в столице. – Не знаю, в общем, – вновь повторила она. – Найду какой‑нибудь институт, где мне будет интересно…
– А к нам, в «макаровку», не хочешь? – неожиданно спросил Шурик.
– Что? Да брось, какой из меня моряк. Да и вообще, по‑моему, девушек на флот не берут. Если только поварихами, или там медсестрами… Вот чего я точно не хочу, так это щи да каши на камбузе варить.
– Почему обязательно щи? – поднял светлые брови Шурик. – Вот, например, в радиосвязи на флоте очень много женщин. Представляешь, будешь как радистка Кэт. В «Семнадцати мгновениях», смотрела?
– Конечно! Я и морзянку учила в школе. – Тоня отстучала «тире, тире‑тире‑тире, тире‑точка, точка‑тире‑точка‑тире».
– Т‑о‑н‑я… Отлично! Ну все, считай, приемные экзамены у тебя в кармане, как две копейки! – рассмеялся Шурик. Поезд тем временем сбавлял ход, подъезжая к очередной станции.
– О‑о… – Тоня внезапно расстроилась. – А до Ленинграда у меня не хватит денег. Я считала. Там только на поезд как минимум еще одиннадцать рублей нужно, а у меня только восемь семьдесят пять… А ведь еще надо где‑то жить, что‑то есть…
– Эх ты, сирота казанская, – Шурик комично почесал нос. – У меня денег тоже впритык, копейка к копейке. Что же делать с тобой, сиротой? М‑мм… Та‑ак‑с, что, мы уже остановились? Сколько времени стоянка? А, да ладно. Жди здесь, я сейчас. За рюкзаком последи! – выкрикнул он, стремглав выбегая за дверь.
Прошло шесть томительных минут. Электровоз дал два свистка, вагонные сцепки загремели, и состав, вздрогнув, понемногу начал набирать ход. Шурика все не было. «Отстал! Опоздал!» – крутилась испуганная мысль в Тониной голове. Что же делать? Идти искать проводника, чтобы сообщить, что один из пассажиров не успел вернуться в вагон? Или, может, позвонить машинисту? Интересно, есть ли рации на железной дороге? Ведь поезда и диспетчеры вокзалов как‑то должны держать связь между собой…
В этот момент в вагон ввалился растрепанный, мокрый как мышь Шурик. Он едва дышал. В руках его был коричневый бумажный сверток.
– Фу‑у‑уф! Еле успел! Выхожу из здания вокзала, смотрю – уезжает мой поезд счастья. Еле‑еле догнал, заскочил в последний вагон. Повезло тебе, радистка Кэт! – Он, пыхтя, забрался обратно на свою полку и, доверительно наклонившись к Тоне, продолжил:
– Так, слушай. В Ленинграде у меня есть тетка Калерия – сестра матери. Она выделит тебе угол на время вступительных экзаменов, поняла? Я обо всем договорился. Пять рублей телеграфом вышлет – как прибудем в Москву, получим. Потом вернешь, с первой стипендии, лады? Ты, главное, экзамены не завали! А то неловко получится.
– С‑спасибо… – Тоня, ошарашенная и удивленная, не знала, что ответить. «Океаны» все еще были у нее в руках, она нервно крутила в пальцах уголок страницы.
– Спасибо на хлеб не намажешь! – чуть рисуясь, ответил Шурик. – Кстати, о «намажешь». Я тут кое‑что прикупил на вокзале, пять копеек штука. С голоду не помрем, радистка Кэт! – Он развернул бумажный сверток, в нем оказались четыре слегка помятых столовских бутерброда с любительской колбасой. – Налетай!
…Тоня устало положила микрофон на стол. «Аист» по‑прежнему молчал. Несколько часов вызова на всех рабочих частотах не дали никаких результатов, она почти охрипла и вымоталась. Уже почти стемнело; в районе, куда отправился катер, собрались тучи и явно штормило. Стакан, полный остывшего чая, одиноко стоял на краю стола. Она оперлась локтями о холодную, шершавую столешницу и закрыла лицо ладонями.
Резко затрещал телефон. Тоня вздрогнула.
– Алло!
– Антонина, это Юркаускас. Новости?
– Нет…
– Вот дьявол! – выругался Григорий Юрьевич. – Так. Я вызываю поисковую группу. Завтра с рассветом прибудут, прочешут всю акваторию в том квадрате. Надеюсь, водолазов выписывать не придется… Вы отдыхайте, Антонина. Вы и так уже на служебный автобус опоздали. Ночной сменщик скоро придет.
Клацнула трубка. Тоня осторожно поднялась из‑за стола. Рация осталась включенной на основной частоте; ее динамик изредка похрипывал атмосферными разрядами. В кабинете связи стояла старая, местами продавленная тахта. Тоня добралась до нее, прилегла на левый бок и провалилась в зыбкий, тревожный сон. Пришедший через четверть часа сменщик, добродушный и долговязый Володя Ковтун, снял пальто и аккуратно укрыл спящую девушку, затем прошел за стол к рации и, выключив динамик, надел наушники.
Эфир молчал.
* * *
– Господи, господи, господи!.. – Витек, неумело крестясь, сполз спиной по стене, скукожился в углу каюты и, вытащив в прорезь между второй и третьей пуговицами тужурки маленький нательный крестик на веревочке, принялся целовать его. – Господи, помоги, помоги… Какого хрена тут происходит, че за чертовщина… Это происки дьявола, господи…
– Малых! Отставить причитания!
– Это мне за грехи мои, господи… Володя пропал, а теперь и моя очередь… Нагрешил я в жизни, вот и расплачиваюсь перед смертью…
– Ты чего это, поганец, помирать тут вздумал? – Мичман резко ухватил Витька за шиворот и дернул вверх. Тот выпрямился, но продолжал, тараща глаза, прижимать крестик к бледным губам, почти неслышно бормоча: «Тушенку со склада украл… часы у начальника… Людку обрюхатил, прости, господи…» Локти и спина его ходили ходуном, его била крупная дрожь. Иван Петрович, левой рукой подняв за подбородок лицо Малых, правой отвесил ему звонкую оплеуху; рука оказалась влажной – в свете фонаря на щеках Витька поблескивали две мокрые дорожки слез.
– Ну и трус же ты, Малых, – с расстановкой произнес мичман. Витек не ответил, только опустил здоровый глаз к полу. Крестик выскользнул из его руки и спрятался в горловине тужурки. – Никуда он не пропал. Скорее всего, ему чего‑то привиделось, он выбежал из каюты. Наружу выйти он не мог – мы бы увидели. Значит, он где‑то здесь, внутри. Логично? Логично, спрашиваю?
– Ло‑логично. – Похоже, рассудительность Ивана Петровича слегка успокоила Витька. Он глубоко вздохнул и, сглотнув слюну, исподлобья глянул на мичмана.
– Надо осмотреть все помещения. Пошли.
* * *
