Корабль теней

– Сам ты «Оранж»! – огрызнулся Горбунов. – Бригантина Тонькина.

– Цыц, балабоны! – голос Ивана Петровича был необычайно напряжен и строг. – Отключить говорильню и включить зенки!

Наступила тишина, сопровождаемая только приглушенным бормотанием дизеля «Аиста», работающего на самых малых оборотах. Катер плавно двигался во влажной, вязкой полутьме, раздвигая носом туман. Видимость существенно снизилась – на расстоянии пяти‑семи метров уже невозможно было что‑то разглядеть, во все стороны расстилался беспроглядный сизо‑серый студень тумана. Мичман и Витек, стоя на корме, вертели головами, пытаясь различить источник скрежета; Володя, сидя в рубке, напряженно вцепился в штурвал и исследовал окрестности по носу катера. Слышалось звяканье цепей, скрип каких‑то металлических частей таинственного судна, но дымка надежно скрывала его. Погода тем временем внезапно начала портиться – набежавший холодный ветер рвал хлопья тумана, перемешивал его, покачивая «Аист», экипаж которого зябко ежился, несмотря на плотное обмундирование – опытный Юркаускас не зря потребовал одеться как следует.

Вдруг катер резко вильнул, Иван Петрович и Витек едва удержались на ногах, в последний момент успев ухватиться за поручни не крыше рубки, из которой послышались крепкие ругательства.

– Твою мать, чуть было не въехал в него! – Володя, заглушив двигатель, выбрался на кормовую палубу «Аиста».

Мичман и Витек обернулись к левому борту. Буквально в паре‑тройке метров от катера возвышался когда‑то давно крашенный белой краской, а сейчас ободранный, в ржавых потеках борт незнакомого корабля. Дымка тумана словно расступилась вокруг таинственного судна, и экипаж «Аиста» смог рассмотреть его.

Это была совсем не бригантина и отнюдь не военный корабль. Здоровенная гражданская посудина, старая, проржавевшая, метров тридцати пяти – сорока в длину, заметно перекошенная на левый борт, поскрипывая, плавно качалась на волнах. Помятые алюминиевые поручни‑леера, опоясывающие палубы, были местами оторваны от креплений и висели плетьми, царапая металл обшивки и касаясь волн. Сиротливо висящие концы заржавленных якорных цепей постукивали о борта. В носовой части судна возвышалась рыже‑серая рубка. На ее наружных стенах просматривались нарисованные темные бублики – места для размещения спасательных кругов, и прямоугольник пожарного щита. Стекла окон рубки были целы, хоть и в потеках грязи. Здесь, вблизи судна, было слышно, что оно словно живет своей жизнью – похрустывает, постанывает в такт качке, бормочет о чем‑то своем.

Володя спустился в рубку «Аиста» и включил рацию. Пощелкав переключателями, он несколько раз произнес в микрофон: «Три‑одиннадцать, прием! Три‑одиннадцать, это Бекас‑два. Прием!» и, не получив ответа, вновь вышел на палубу. В руке у него был гудок‑ревун.

– Связи с базой нет, ребята. – Он передал ревун мичману.

– А с ним? – Иван Петрович тряхнул головой в сторону старого судна.

– Хм, да я понятия не имею, на какой волне связываться с этой посудиной.

– Попробуй на гражданских. Вряд ли это военное корыто.

Володя вновь спустился в рубку и принялся колдовать над рацией. Вокруг «Аиста» и таинственного корабля сгущался мрак.

– Хреново, что сейчас не июнь, – тихонько сказал Витек. – В такой темноте мы мало что увидим.

– Ну да, полярный день был бы нам на руку, – согласился мичман, отщелкивая с пояса «Зарю». Он направил фонарик на рубку корабля и просигналил несколько раз: АА, АА, АА.

– Чего делаешь, Петрович?

– Условный световой сигнал, вызов незнакомого судна. Международный код.

– Солидно, – с уважением ответил Витек. – Это как?

– Да все просто. Морзянка. Только не звуком, а вспышками. Смотри: короткая – длинная, короткая – длинная. Попробуй посигналь своим фонарем. – Витек тоже отщелкнул «Зарю» с пояса, направил на корабль и неумело помигал. Мичман тем временем несколько раз крякнул ревуном те же сигналы – АА, АА, АА.

Из рубки выбрался Горбунов, вид у него был раздосадованный.

– Нет связи. По всем частотам пробовал, и гражданским, и военным. И с базой также связи нет. Чертовщина какая‑то.

– Я послал условные световые сигналы – они тоже без ответа, – слегка важничая, ввернул Витек.

Ему было приятно и лестно, что мичман не отмахнулся от него и доверил ответственное дело – кодовый световой вызов. Старая привычка чуть что ощетиниваться на окружающих выработалась у Витька еще с детдомовского детства и надежно укрыла его коркой недоверия и обособленности, коркой крепкой и непробиваемой, оберегающей, как ему казалось, от всех бед. Но он не мог не признаться себе, что сейчас, в атмосфере какой‑то гнетущей неопределенности, будучи отрезанным от берега и связи, ему хотелось быть частью команды, быть своим. Вот опытный Петрович, он все знает, он старый морской волк. Вот крепкий и сильный Володя, он, если что, отобьет, защитит… Витек внутренне ухмыльнулся: тоже мне, Малых‑жертва коллективизма. Как в стаде – если овца одинока, волк как пить дать слопает ее, а если овец два десятка, то шансы выжить существенно возрастают.

– Ну, че дальше‑то делать будем?

– Швартуемся к кораблю – и на борт, – ответил мичман. – Володя, возьми оружие на всякий случай.

– При себе, – коротко ответил Горбунов, похлопав по кобуре с «АПС‑кой», закрепленной справа на поясе. Он вынул из рубки кошку на крепком тросе и, привязав свободный его конец к швартовной утке «Аиста», забросил ее на борт корабля.

 

 

Глава 3

Новобранец.

Воздух в банке

 

Володя Горбунов закончил Архангельское мореходное училище в 1978‑м, два года назад. Как‑то так получилось, что его, тогда еще совсем зеленого салагу, заприметил преподаватель навигации Фокин и, как говорится, сосватал своему старому другу и соратнику Юркаускасу. «У парня хваткие мозги, Гриша. Бери его в оборот, не пожалеешь». Фокин выбил деньги из бухгалтерии, чтобы организовать Володе проезд до Видяево, и договорился с местной военчастью о ночлеге.

После завтрака невыспавшегося Горбунова вызвали в переговорную, которая оказалась большим и почти пустым залом с высокими потолками и настежь раскрытыми, чисто вымытыми окнами, через которые в помещение лился упоенный гомон птиц. Со стены смотрели увеличенные фотокопии портретов Ленина и Брежнева, – один с хитрецой в испещренных морщинками уголках глаз, другой – с приподнятой, словно бы в легком удивлении, пышной левой бровью. За тяжелым дубовым столом, увенчанным хрустальным «комиссарским» графином, стоял, уперев руки в худые бока, долговязый человек при полном параде, с погонами кап‑три на плечах. Он протянул Володе через стол ладонь, похожую на клешню – на ней недоставало двух пальцев:

– Юркаускас. Григорий Юрьевич. Начальник базы Севморфлота 03–11.