Красавица за чудовищем. Книга четвертая

Господи, она сведет меня в могилу. Хани вчера сказала Утэ, что она моя кузина. Зачем, спрашивается, мы ходили с ней в школу по отдельности? Сказала же, чтобы она держала язык за зубами. Утэ та еще ворона. После обеда уже вся школа знала, что эта мышка, которая ужинает по средам и пятницам с каким‑то бомжом рядом со школой, моя кузина. И начались тут расспросы, насмешки. Сегодня как раз выходной день, и я не пожалею своих сил выстругать эту болтунью за все, что она творит.

– Прекрати мотаться по всяким бомжам! – выругалась я, как только Хани переступила порог кухни.

– Матиас не всякий там бомж. Он умный и веселый. И вообще он не бомж. У него есть работа. Он продает газеты. Я уже говорила. Скоро ему выдадут социальное жилье. Он просто ждет. Сама знаешь, какая тут бюрократия и очередь на жилье. Так что он временно бомж, – тараторила Хани.

– Тогда зачем ты сказала Утэ, что ты моя кузина?

– Я сегодня оплачивала третий модуль, и она поинтересовалась, почему у меня с тобой одинаковая фамилия. Она спросила, уж не родственница ли я тебе. Что мне оставалось делать? Я и сказала правду. А что такого?

– А то, что ты кормишь бомжей, бегаешь за Лукасом, как собачка, тебе это ничего?

– А что в этом преступного? Разве вы, немцы, не отличаетесь либеральностью взглядов? Я не бегаю за Лукасом. Мы просто ходим вместе домой. Он не против.

– Он сам тебе это сказал?

– Нет. Но он не сказал, что ему не хочется.

Во мне снова начинал кипеть гнев.

– Scheiße, scheiße, scheiße! – плевалась я. – Лукас ни с кем не хочет общаться. Все это знают. А ты навязываешься. Еще только третий месяц, как ты в этой школе, а все только и делают, что смеются над тобой.

– Ну и пусть смеются. Может, им весело. Почему бы не посмеяться? – закрыв лицо руками, сказала Хани.

Пришлось выдохнуть и успокоиться. Если сейчас она начнет плакать, то я буду корить себя за это всю ночь.

– Хани, детка, – сказала я так мягко, насколько позволил мне севший голос. – Они ведь смеются над тобой. Нет смысла за ним ходить. Он не такой мужчина, как все. Я тебя познакомлю с другими парнями. Пожалуйста, прекрати за ним гоняться.

Хани замотала головой, и до меня донеслись ее короткие всхлипы.

– Я устрою экскурсию всему классу на следующей неделе и расскажу историю нашего города. Мы сходим в музей. Я не уделила тебе внимание. Ты из‑за этого так себя ведешь.

– Нет, – всхлипнула Хани. – Мне он почему‑то нравится. Сначала я думала, это просто игра. Думала, это весело…

– Хани, но он ведь чокнутый. Все это знают.

– Ну и что. Мне, может быть, нравятся чокнутые.

Я приобняла ее и попыталась успокоить. Такое чувство, будто бы она подросток, а я строгая мама, которая не пытается понять первые чувства своего ребенка.

– Хани, это что, твоя первая любовь, что ты так ревешь? – с сомнением в голосе спросила я.

Она снова замотала головой.

– Нет. Не знаю. А может, это и не любовь вовсе. Может быть, ты права.

Мне вдруг стало жалко эту девчушку. Не понимаю, как я могла быть с ней груба. Она ведь еще совсем ребенок.

– Собирайся, – решительно сказала я.

– Куда? – замигала она глазами.

– Мы пойдем гулять по городу. Нам нужно торопиться, потому что после обеда в центре будет уйма народу.

Глаза Хани тут же просветлели. И мне снова стало стыдно за то, что я вела себя с ней так, будто она одна из тех бывалых женщин которые меня окружают. Не знаю, как ей удалось вырасти до такого возраста и сохранить в себе невинного ребенка. Я уже даже больше не сомневаюсь в том, что Ульрих с Бану растили ее в аквариуме или в пещере.

Мы вышли из дома в десятом часу утра. Погода на улице была сырая, но солнце уже пригревало по‑весеннему. На дворе стояли первые дни апреля. Весна в нашем городе ленивая и короткая. Но воздух в это время пьянящий. Все вокруг расцветает. По дорогам между деревьями снова замельтешили белки, в парках повысовывали свои носы бурые кролики. Иногда эти кролики выпрыгивают чуть ли не на дорогу. Но самое разодражающее весной – это птицы. Начиная с марта они так шумят, что спать не дают. А вот Хани, напротив, находит это таким приятным. Каждое утро просыпается с рассветом и выходит на балкон, чтобы послушать это беспечное чириканье. Вот и сейчас такой звон стоял на улице, что хоть уши затыкай.

Мы миновали небольшой лесок рядом с домом и уже начали подходить в железной дороге. Станция «Хессен‑центр».

– Барбара, а почему у тебя нет собаки? – спросила Хани. – Тут куда ни глянь, повсюду люди с собаками.

– Мне нравятся мои свинки, – ответила я, вдыхая лесной воздух полной грудью.

– А можно мне завести собаку? – чуть помолчав, осторожно спросила она.

Будь на ее месте кто‑нибудь другой, я бы тут же разорвала его на месте за такое предложение. Собака в моей квартире? Уж извольте! Но это была Хани. Юная леди, которая постоянно выносила мне мозги, но к чьим причудам я постепенно стала привыкать и даже не заметила, с какого момента она стала мне нравится. А еще мне было ее жаль. Не знаю, почему. Может быть потому, что она такая несимпатичная. Несколько раз я видела, как она делает попытки выглядеть лучше: наносит серые тени на глаза – и даже пыталась покрасить волосы. Но все равно она остается дурнушкой. Я даже не знаю, как в этом ей помочь. Ну, ведь в конце концов это не так важно. Зато она умная, и память у нее отменная. Найдет она свое счастье и забудет навсегда этого Лукаса. Нужно просто чуть отвлечься. Может быть, собака – это не такая уж и плохая идея.

– Но смотри, если она будет срать на мои половики или хотя бы что‑то сгрызет в квартире, то ты со своей собакой отправишься к Матиасу с матрасом в придачу, – угрожающе прошипела я.

Что тут было! Она как кинулась мне на шею. Расцеловала в обе щеки. Терпеть не могу эти прикосновения, но я даже не успела ей возразить.

– Обещаю, Барбара. Она будет самой послушной. Я буду гулять с ней по этому лесу. Буду воспитывать. Честное слово!..

Боже, как она вопила от счастья. Детский сад какой‑то.

 

Лукас

Я сидел в пустой квартире, привычно листая книгу. Я ждал. Чего ждал? Зачем ждал? Но за последние месяцы я так привык, что густую тишину в моей квартире обязательно должен прорезать гулкий стук в дверь и этот звонкий голос. Она привыкла, что звонить в звонок, как все цивилизованные люди, бесполезно. Поэтому она сразу начинала со стука, а потом переходила и на крик.

– Лукас! Завтрак! – безапелляционно кричала она.

И кричала бы так до тех пор, пока я выйду, или пока фрау Шнайдер не начала бы браниться своим трухлявым голосом.