Лабиринты проклятого леса. Сезонное безумие. Том 1

Пробыв потрясающий день в номере до самого вечера, парень не нашёл никого из тех людей, с которыми завтракал ещё утром, поэтому просто отнёс ключ на ресепшен и побрёл к электробусной остановке. Он немного испугался того, что мог пропустить последний рейс, но группа людей у нужного места успокоила его одним своим присутствием. Однако ему пришлось простоять там целый час, вдоволь наслушавшись теорий о том, почему транспорт всё никак не подъезжает.

– Может, он опять сломан? – сказал одни из ожидающих.

– Или уже проехал раньше графика? – предположил другой.

Стемнело. Тоскливо.

 

***

 

Неожиданно к остановке подъезжает тёмный электромобиль, правое окно со стороны водителя опускается и Герман видит теперь уже знакомое лицо – врач с фермы.

– Ты ведь обратно? – спрашивает мужчина. – Садись.

Не раздумывая, парень оббегает машину и садится на переднее сиденье. Транспорт плавно отъезжает. В нос ударяет сладкий запах солёной карамели. Он и раньше мерещился герою, но слишком слабо, чтобы сосредоточиться на нём.

– Долг платежом красен, – говорит врач с улыбкой.

– Не слышал такого, – отвечает Герман, равнодушно и устало смотря, как за окном мелькают уже зажжённые фонари.

– Это говорили на прошлой планете.

– А разве нам не велено забыть всё, что с ней связано?

– Ты чтишь предков?

– Плевать я на них хотел, – парень пристегивается ремнём безопасности, вспомнив про него.

– Как и все подростки, – мужчина снова смеётся, его это не злит.

Каенесснесс снова скрывается за горами и наступает темнота. Комфортный и мягкий салон электромобиля, бесшумный двигатель, лиричная музыка, солёная карамель… С похмелья до сих пор болит голова, и всё никак не удаётся проснуться полностью. Но что‑то, назойливо жужжащее около уха, сводит весь уют на нет. Насекомое садится на приборную панель и складывает крылья. Из‑за тусклого освещения различим лишь силуэт.

– Это оса?

– Да, – мужчина кратко смотрит в сторону насекомого, не отвлекаясь от вождения. – Моя дочь постоянно роняет карамельки в машине, вот они и налетели. Делаю химчистку, но дочь снова проливает какой‑нибудь сок. Горе моё…

Отведя взгляд немного в сторону, пассажир замечает на бардачке какую‑то надпись, явно неродную для этого салона. Прислонив пальцы, он ощущает шершавую поверхность – кто‑то нацарапал цифры «13/13». Музыка обрывается и по радио передают сообщение, водитель делает звук заметно громче:

«Недавно были зафиксированы пропажи нескольких человек – трое молодых девушек и четверо парней, все они примерно одного возраста и проживали в разных частях города…»

– Это тоже сделала дочь? – парень нащупывает около цифр печать Рэданна.

– Да. Она начала изучать Кодекс, поэтому нарисовала мне здесь это.

– А при чём здесь «13/13»?

Мужчина задумчиво хмыкает.

– Я не знаю, как‑то не задавался вопросом, что в голове у пятилетней девочки.

Водитель замечает полосы запёкшейся крови на руках пассажира.

– Откуда шрамы?

– На скакалке прыгал. А ваша дочь не прыгает? Должны знать, откуда такие следы появляются.

– Видимо ты очень старался, потому что обычно слабые покраснения быстро сходят.

– Я усердный.

«…все эти пропажи, предположительно, организованы по вине одного и того же лица. Высока вероятность, что это дело рук храс. Не ходите по улицам в одиночку, даже в светлое время суток».

Радио снова переключается на убаюкивающую музыку, водитель убавляет громкость. Впереди мелькает знак: «Юго‑Западная ферма».

– Можно вопрос? – говорит мужчина.

– Какой? – отвечает парень, сквозь сон.

– В разгар лучшего времени жизни, что ты забыл на грязной, вонючей ферме?

– А вы? – задаёт вопрос Герман, ведь врач выглядит тоже довольно молодо.

– Я лишь работаю там, посменно. А ты ещё и ночуешь. Можно сказать, живёшь.

– Не хочу говорить об этом. Лучше спросите других на ферме, они знают.

– Хорошо. Прости, если задел твои чувства.