Лабиринты проклятого леса. Сезонное безумие. Том 1

Мама‑Бернадетт наверняка в курсе выселения, поэтому, чтобы не получать звонки и сообщения, изгнанному пришлось извлечь сим‑карту прежде, чем включить свой телефон обратно и воспользоваться фонариком. Найдя среди груды хлама щётку и веник, он собрал осколки лампочки и отправил их в одно из ржавых вёдер, на половину наполненных печной золой.

Грязный пол с занесённым на него песком, убранный где‑то посередине, и оставшийся всё таким же в остальной части дома – как‑то совсем уж нелепо и глупо. Смирившись со своей судьбой, Герман понял, что по‑хорошему надо подмести полы целиком. Найдя старые мешки, он собрал валяющийся повсюду хлам и оставил лежать в одном из углов. Стоило махнуть щёткой, как тут же поднялась пыль, вызывая кашель и резь в глазах. Всё, что оставалось – это открыть настежь дверь, двигаться по направлению к ней и не торопиться. Парень помнил, как слуги сбрызгивали полы водой, но испугался, что грязь просто прилипнет ко всему и так там и останется. В конце концов у него нет намерений наводить здесь настоящий порядок. Нужен лишь мало‑мальски пристойны вид. Походный.

Очень быстро глаза устали страдать в темноте, а Данэль похоже пропал надолго. Дальний уличный фонарь у самых ворот фермы помогал немного, но его свет едва проникал внутрь через грязные стёкла. Взяв одно из вёдер, Герман высыпал пепел на тропинку у входа, вернулся в дом, перевернул донышком вверх и попытался дотянуться до цоколя. Поняв, что делает что‑то неправильно, он нашёл электрический щиток внутри дома и выключил свет. А чтобы проверить это наверняка, пришлось найти в одном из чемоданов зарядное устройство для телефона и попробовать подключить его через все розетки. На случай, если розетки вдруг нерабочие сами по себе, этот вопрос был проверен тщательно – пришлось бегать к щитку и включать/выключать его туда‑сюда. Убедившись, что напряжения нет, герой вернулся к своему основному занятию. Часть лампочки осталась внутри патрона, а фрагменты стекла крошились прямо в руках. Намучавшись с выкручиванием, парень порезал несколько пальцев, но всё‑таки довёл дело до конца, радуясь ощущению своей самостоятельности. Только найдя автомобильную аптечку, в которой были лишь: бактерицидные пластыри, просроченный ибупрофен, который парень не рискнул пробовать, и мазь от ожогов, его глаза обнаружили плоскогубцы, лежащие рядом с чемоданчиком. С досадой цокнув языком, Герман обрадовался, что никто этого не видел.

 

Спустя час Данэль вернулся с тем, о чём его просили. Он развернул раскладушку рядом с буржуйкой, которую тут же затопил, чтобы немного убрать сырость. Но уснуть у героя совсем не получалось, несмотря на то, что телохранитель дежурил снаружи. Помимо тепла, не было другого уюта.

«– Да кому нужно это прощение, – размышлял Герман. – Я разве дурак, хотеть возвращаться обратно? К тому же, всё равно потом будут зуб точить и грязную работу подкидывать».

Терпение лопнуло, парень осторожно встал, ещё не привыкнув к такой мебели, и вышел к работнику, что сидел на лавочке.

– Я останусь здесь, – огласил парень своё решение.

– Что?

– На меня до сих пор не напали потому, что вокруг были свидетели. А теперь я лёгкая добыча, дома окажусь ещё раньше, чем если буду этой ерундой по правилам заниматься.

– Нет. Твоя мать сказала, что попробует договориться с главой фермы.

– Мне это совсем не нужно, я здесь буду жить просто замечательно.

– И как ты объяснишь своё «замечательно»? Попытка создать особую способность, подвергая риску других людей, без специальных наблюдателей – это преступление. Простительно, если способность возникла случайно, а ты здесь явно не потому, что заблудился во время прогулки.

– Т‑ц. Душнила. Поехали за едой.

– Я закажу доставку утром.

– Нет, поехали в круглосуточный ТЦ, я хочу купить мангал.

 

***

 

В изгнании прошло четыре дня. Герман снова наведывался к своим друзьям, где мог принять душ в гостинице и вздремнуть днём. Ночью же он верно ждал нападения храс и я’храс. Свежим, бодрым, выспавшимся и вкусно поевшим. Но так никого и не было, даже простого шума в ветвях. От скуки герой начал учиться жарить всякое на мангале, чего раньше никогда сам не делал. Но сейчас, когда никто не будет критиковать или лезть со своими советами, когда можно приготовить даже полную ерунду, готовку действительно можно назвать творческим процессом.

Из‑за подобной жизни сбился режим сна и не было возможности сходить на ферму и поговорить с местными, хотя вроде стоило это сделать. Но пока никто на этом сильно не настаивает, значит не так уж оно и нужно.

Чем чаще герой уезжал из этих мест, тем чаще сравнивал жизнь в городе и жизнь на ферме. Тем более всё вокруг становилось отвратительным и возвращаться каждый раз хотелось всё меньше. Хотелось всё бросить и вернуться домой, к прежней жизни. И плевать, что кругом будет комфорт и особой способности возникнуть будет неоткуда. Плевать, что задание так и не выполнил. Столько времени было потрачено впустую и неизвестно сколько ещё пройдёт также бесплодно.

А вокруг снова тишина и парень, видимо, никому не нужен. Александр Павлович всё ещё непреклонен, ведь, конечно, Герман и пальцем не пошевелил, чтобы загладить вину. А ему это и не надо.

 

– Ты не думаешь налаживать отношения с местными? – спросил его телохранитель.

– Зачем эти унижения? Сейчас именно тот случай, когда нужно бездействовать, – равнодушно ответил парень, переворачивая помидоры.

Данэль хотел было что‑то возразить, но Герман в чувствах выпалил:

– Вот попаду в беду, и они в стороне не останутся! Даже если говорят, что ни при чём, всё равно без проблем их не оставлю! Это они меня решили наказать? Спутали меня со своими детьми?

– Ладно, всё, успокойся. В любом случае, как Бернадетт решит, так ты и сделаешь.

– А она уже решила?

– Ещё нет.

– Значит, пока всё будет так, как я решил.

– Ты без неё точно не выживешь, – пробубнил себе под нос мужчина, удаляясь.

– Стой! У меня просто нервы сдали. Я устал так жить.

– Устал? Так сделай то, что должен.