Легенды Эоса. Украденная душа
– Этой ночью мне был сон, – отставив еду, сказала Омма. – Я видела дорожку из белого щебня, ведущую высоко в небо. Той дорожкой ходили звери и тени предков. Стало быть, скоро я вас покину.
Первым не выдержал Вэлло и захохотал так, что чуть не подавился. Потом его смех подхватили Тар и Олаи. Таллила ответила, стараясь не улыбаться:
– Мама, зачем тебе в Мир Снов? Рано ещё, ра‑но! Лучше поешь с нами. Тем более что ты уже который раз эту дорожку видишь, восьмой или девятый за год? Что‑то не торопится Хранитель тебя забирать. Значит, не твои это сны и тревоги ни к чему.
Омма вздохнула, но всё‑таки вернулась к каше.
– Ладно, не хотите верить, не надо, но я‑то знаю, что видела…
Бабушка ответила без обиды, но подумала, что все они пока слишком молоды, чтобы разбираться в сновидениях. Затем она взглянула на Олаи и сразу заметила, что в волосах у девочки застряли листья и репейные колючки.
– А ты чего такая страшненькая, Оли? – спросила Омма. – Нет, ты глянь‑ка: ступни чернющие, платье порвано. В деревне заметят такую, никто в жёны не возьмёт. Женихов‑то небось днём с огнём не сыщешь?
– Не нужны мне никакие женихи! – возмутилась Олаи. – Меня Тари от них защищать будет. Правда, Тари?
Тар кивнул и тепло обнял сестру, догадываясь, что она перепачкана с ног до головы, потому что снова ходила в лес за макаддой[1].
Омма покачала головой, а потом прищурилась и перевела взгляд на внука, погружённого в мысли столь далёкие, что казалось, будто души его вот‑вот оставят тело.
– Тари, дорогой, будь так любезен, – начала бабушка, разминая ноющие колени, – пока ты ещё не превратился в горделивого мужчину, и пока я могу тобой командовать, уважь старуху.
Юноша вздрогнул, выпрямился и заморгал, как если бы с ног до головы его окатили холодной водой. Жизнь вернулась в тело. В глазах зажёгся осмысленный огонёк готовности. Тар спросил:
– Что, ба, принести тебе чего‑нибудь?
– Да тут давеча пташка одна нашептала, что Хакка в деревню явился… Не запылился! – Омма недовольно фыркнула и махнула рукой. – Так вот, этот негодяй мне задолжал. Два года жду огненный корень из Хазры, да всё ему не по пути.
Вэлло и Тар заговорщически переглянулись, сдерживая смех. Омма продолжила:
– К чему это я? Ах да… За домом растёт можжевельник. Возьми с собой Оли. Сорвите веточку и отнесите Хакке. Он всё поймёт.
Тар и Олаи согласно кивнули и снова принялись за кашу. За окном совсем рассвело, роса испарилась, и тёплый воздух хлынул в дом.
Вэлло поблагодарил жену и вернулся в мастерскую. Таллила собрала посуду и поспешила к реке, пока остатки коррука не затвердели и миски можно было отмыть без лишних усилий. Омма осталась следить за огнём.
– Интересно, и где же здесь можжевельник? – притворяясь, спросил Тар.
Это растение было ему хорошо знакомо, но Тару нравилось смотреть, как сестра с важным видом рассказывает про те или иные травы, кусты, деревья – в эту игру они стали играть с первого похода в ореховую рощицу.
Олаи поправила спутанные волосы цвета каштана, надула розовые щёки и ответила:
– Что же ты, братишка? Вот он, смотри, стелется у земли, похож на маленькую ёлочку. Бабушка говорит, что его ещё называют верес или арча.
– Точно‑точно, теперь вижу! Давай‑ка лучше я сорву, а то он, похоже, колючий.
Тар протянул руку и ловким движением сломал веточку, но всё равно укололся. Олаи прошептала что‑то кусту, а потом вместе с братом они пошли вдоль невысокой восточной стены к северным вратам.
Солнце поднималось всё выше, тени медленно сжимались, чернели и прятались от палящих лучей. В траве стрекотали кузнечики и шелестели бурые ящерки. Олаи бегала от одного края тропинки к другому, тыкала пальцем в густую, разросшуюся зелень и радостно щебетала:
– Тари, гляди, вот это – медянкин язычок, здесь болиголов, а тут заячий мак…
Остановить её было невозможно, но Тар и не пытался, только слушал и наблюдал за тем, как светятся счастьем янтарные глаза Олаи.
Миновав врата, они повернули на восток, к берегу Ошу, где вскоре выросла разноцветная крыша, а затем и стены высокого шатра. Лошади были разгружены и привязаны к деревьям. Длинная очередь сельчан тянулась изогнутой лентой. Последним был Докка, смотритель лодок из Одинокой Хижины, которая стояла западнее, за лесом, обступающим северные границы деревни.
Ещё не старый, но уже лысеющий, Докка мечтательно смотрел на тихие воды Ошу и на далёкий заснеженный пик горы, что величественно возвышалась над Древней Чащей. Прохладный ветерок обдувал загорелое лицо мужчины. Он не шевелился.
Олаи дёрнула Докку за штанину и крикнула, как бы призывая его из полусна:
– Дядя Докка, привет! А мы к Хакке идём за огненным корнем. Нас бабушка Омма послала, сказала, что он ей обещал.
– А?.. Ага‑ага… – очнувшись, пробормотал смотритель. – Здравствуй, Олаи! О, и Тар здесь?! А ты разве не должен готовиться к церемонии?
Юноша нервно сглотнул и покрылся холодной испариной. Впервые кто‑то, кроме родных, спросил у него про Ом’шу’нагок вопреки традициям.
– Должен, да, но толку мало, – честно ответил Тар. – Так что я решил немного прогуляться с сестрёнкой и заодно бабушке помочь.
– Хороший ты малец, – сказал Докка, но тут же себя одёрнул. – Вот я дурень! Что мелет мой глупый язык?! Ага‑ага… Ты ведь почти уже взрослый, Тар. Вон какой вымахал! Высокий, статный, только взгляд печальный… Случилось чего, а?
Очередь двинулась. Смеясь и перешёптываясь, из шатра вышли две молодые женщины. У одной в руках был изящный гребешок, вырезанный из белоснежной кости заморского зверя, а вторая несла шкатулку, украшенную мелкими камешками яшмы.
Тар помолчал немного, собираясь с силами, поклонился смотрителю и ответил:
– Спасибо тебе, Докка, но с этим испытанием я должен справиться сам.
– Прости, что лезу с расспросами, ага‑ага… Знаешь, Тар, я – простой смотритель лодок и мало понимаю в высокой мудрости Хранителя. Но река ведь тоже по‑своему мудра. У неё есть начало и русло, и конец – там, где она впадает в море. Но река всегда остаётся рекой. Может, с душами дела обстоят так же, а? Может, они всегда с нами, и потому нет причин бояться, что скажешь?
Тар пожал плечами и ничего не ответил. Очередь двинулась ещё, и больше они не проронили ни слова.
[1] Макадда – чрезвычайно питательный лесной орех, который очень трудно добывать из‑за крючковатых колючек на ветках и скорлупе. Вальстийцы полюбили его за сытность и нежный сливочный вкус. А ещё это любимое лакомство Тара.
