Легенды Эоса. Украденная душа
Тара уложили в кровать, и он провалился в тяжёлый сон больного человека. Юношу лихорадило. Омма напоила его целебным отваром из огненного корня и, держа за руку, прочитала тот единственный заговор, которому давным‑давно выучилась у матери.
Через пару часов жар отступил. Тар больше не дрожал и не бредил. Он проспал сутки и ещё день. Очнулся, когда за окном сгущались сумерки.
Ноги тряслись от слабости, но всё‑таки слушались. Тар оделся и медленно пошёл в большую залу, опираясь руками о стены. У очага сидела Омма. Старушка тихонько покачивалась в кресле и подбрасывала в огонь веточки можжевельника. Лицо её казалось очень уставшим. Волосы, и без того пепельные, побелели, как снег, а в тёмных глазах почти не отражалось пламя.
– Ба, я долго спал? – прохрипел Тар.
Рот его высох, а губы потрескались.
– Долго, дорогой, – отозвалась Омма.
– А где все? Где Олаи? Как она?
Тару стало зябко, и он подсел к очагу, чтобы согреться. Старушка вздрогнула и закрыла лицо руками.
– Она спит, все спят, – всхлипнула Омма. – Хорошо, что ты живой, Тари. Я уж думала…
– Что… Что случилось? – с трудом выговорил юноша.
– А что ты помнишь?
Старушка вытерла слёзы и успокоилась. Тар вышел из дома, напился воды из бочки, вернулся и рассказал ей о своём видении, о светящейся сове и о том, как его спасла Олаи. Тар пояснил, что глаза его были закрыты, но он всё видел как бы со стороны или даже с высоты птичьего полёта.
Омма внимательно выслушала внука, помолчала, а потом ответила:
– Мне кажется… Нет, я почти уверена, что Великий Дух украл у нашей девочки душу. – Старушка бросила в огонь ещё одну веточку. – Пока ты спал, она плохо ела, была бледная, как тень, и сидела в своей комнате. Сегодня я предложила ей пройтись вместе к речке или, может, повидаться с Хаккой, но Оли только головой покачала. А когда я попросила её нарвать для меня немного мелиссы, она сказала, что не помнит такой травы. Представляешь?! Чтобы Олаи и мелиссу не вспомнила? Это же всё равно что рыбе забыть про плавники и жабры.
Тар помрачнел и сжал кулаки. На осунувшемся лице мелькнула странная улыбка.
– Я должен уйти, Омма, – сказал Тар, – но я не уйду без твоего благословения.
– Что ты… Куда уйти? Зачем?
– За душой Олаи. Родители не отпустят, но ты… Ты же понимаешь, что Хранитель показал мне дорогу. Сова прилетела со стороны Тса’Тум. Это не может быть совпадением.
– Дорогу…
Старушка вспомнила свои сны, и взгляд её стал туманным, как зимнее утро в долине. Видения про тропы предков оказались правдивыми. Они предупреждали, но Омма истолковала их неверно. Духи говорили с ней о Таре. Это к нему они взывали. Ему предрекали нелёгкий путь.
– Да. Только я смогу это сделать. Так мне подсказывает сердце.
– Ох, не знаю, Тари, не знаю…
Омму терзали сомнения, но, взглянув на внука, она вдруг заметила, как сильно он возмужал: пред нею предстал молодой мужчина, преисполненный решимостью и гневом.
– Ладно, дорогой мой, если ты уверен в своём решении, я не стану спорить. – Старушка медленно поднялась с кресла и спросила: – Неужели сейчас уходишь?
Он кивнул.
– Что же… Тогда я помогу собраться.
Пока Тар искал в полутьме свой нож и ботинки, Омма бережно завернула и положила в его заплечный мешок две чесночные лепёшки, немного сухарей и изюма. Она даже нашла где‑то старый запылившийся бурдюк, отмыла его и наполнила свежей водой.
У порога они обнялись. Тар поцеловал заботливые руки Оммы, ещё раз посмотрел в её тёмные глаза, а затем открыл дверь и шагнул в залитую звёздным сиянием ночь.
Спокойные воды Ошу напевали колыбельные деревьям, мирно дремавшим вдоль берегов. Сонливо шелестел камыш, и бледно светился тонкий серп луны. В окне Одинокой Хижины мерцал огонёк масляной лампы.
«Хорошо, что Докка не спит», – подумал Тар и ускорил шаг. Передвигал он ногами пока с трудом и постоянно спотыкался. Камни предательски грохотали в ночной тиши.
Смотритель насторожился и решил дать отпор незваному гостю. Когда юноша приблизился к хижине, Докка резко раскрыл дверь, занёс над головой гарпун и воинственно крикнул чёрной фигуре:
– А ну стой, коли жизнь дорога!
– Докка, это же я, Тар! Мы говорили у шатра Хакки, помнишь?
Смотритель схватил лампу и протянул руку вперёд. Из тьмы тут же вынырнуло лицо, молодое, красивое, но измученное.
– О, Тари, – воскликнул мужчина и опустил гарпун, – ну и напугал же ты меня, ага‑ага! Заходи скорее. Не стоит говорить в темноте.
Внутри было душновато и пахло рыбой. Рядом с худой деревянной кроватью стояла пустая бочка, на которую Докка небрежно закинул порванную сеть. На стене висел багор и всякого рода рыбачьи снасти. Смотритель достал кресало, кремень и высек искру. В очаге разгорелось пламя, и Докка подвесил над ним небольшой котелок.
– Сейчас ухи поедим. Ты как, голодный?
– Очень, – признался Тар и сглотнул слюну.
Докка не торопился, предчувствуя, что разговор будет непростым. Он постелил на полу две козьи шкуры, поставил меж них деревянную дощечку, натёр ложки и стал ждать. Тар молча смотрел в огонь, собираясь с силами.
– Я сбежал из дома, – вдруг выпалил он, стиснув кулаки.
– Да уж я вижу, ага‑ага… – буркнул в ответ Докка и помешал уху. – Тебе лодка нужна?
– Нужна, – согласился Тар.
– Значит, отправишься южнее по течению, в Сат’Ош? Там вроде как большие дома с башнями и настоящий морской порт.
– Нет, я пойду на север. Переправишь меня на тот берег?
– Неужто в Эльтрис собрался? – Докка недоверчиво покосился на гостя. – Гиблое место, дружок, колдовское… Туда даже эддские паломники не заходят. Зачем оно тебе?
Тар метнул на Докку яростный острый взгляд, но тут же отвёл его в сторону, сел на шкуру и обхватил колени руками.
– Ты же был на церемонии и сам всё видел. Олаи спасла меня. Теперь она медленно угасает, превращается в тень. Хозяйка облаков забрала её третью душу, а может, и вторую, и первую. А я целый и живой. Я вот… могу говорить и помню имена вещей. И всё это моя вина, Докка, понимаешь? Моя.