Летняя работа
Кровать размера супер‑кинг‑сайз с хрустящим бельем и подушками глубокого сине‑золотого цвета. Телевизора с плоским экраном не видно, вместо него стоит комод из вишневого дерева, большое позолоченное зеркало и диванчик на двоих, отделанный ярко‑синим бархатом.
– Живут же люди… – вздыхаю я, поглощенная моментом.
– Похоже на то, – говорит Ирен, открывая балконные двери, чтобы проветрить комнату. – Видели бы вы эту комнату три месяца назад. Сплошное уныние. Мне так нравятся эти льняные шторы!
Когда мы снова спускаемся вниз, она заканчивает осмотр небольшой речью о том, как персонал «Лох‑Дорна» должен вести себя с достоинством и блеском и поддерживать традиции общества, которые тянутся аж с… Но мне трудно сосредоточиться, потому что мистер Хант, к которому присоединилась жена, сытая по горло его выходками, бросает на меня взгляды из барной зоны. Бедная миссис Хант! Его нога соскальзывает с подставки, и он падает вперед, чуть не сбивая цветы, как раз в тот момент, когда мимо нас протискивается индийская пара, розовощекая и смущенная.
– Молодожены. – Ирен на мгновение прерывает свой монолог, чтобы сообщить мне об этом.
Я чувствую себя так, будто попала в реалити‑шоу про любовь.
Я переключаю внимание на Ирен, которая рассказывает, что отель «Лох‑Дорн» стремится к золотому стандарту и делает все возможное, чтобы убедиться, что все потребности клиента удовлетворены. Она использует такие слова, как «довольный», «удовлетворенный», «приезжают снова и снова», и вскоре мне становится очень трудно сохранять серьезное выражение лица.
– Как во все это вписывается Рассел? – спрашиваю я, пытаясь не расхохотаться.
– Его пригласили, чтобы он модернизировал ресторан, – отвечает она.
– И он этого добился, я считаю, – отвечаю я, когда Ирен снова хлопает в ладоши, чтобы выключить свет.
– Он здесь не каждый день. У него есть другие рестораны, поэтому он очень занят, – начинает она словно хорошо заученный сценарий, – но он ожидает абсолютного совершенства, которое бывает довольно трудно достичь, но мы должны это сделать! Отель преобразился за счет его имени, значительных средств владельца и неустанного труда персонала. Мы должны закрепить эти изменения. Довести дело до конца! Сплотиться все вместе!
Я не верю, что она все это так уж поддерживает, несмотря на все позитивные высказывания. Это напоминает мне Хизер, которая пыталась похвалить мой ужин, который пригорел.
– Мне просто интересно, потому что вчера вечером Рассела не было на кухне.
Ирен слегка поджала губы:
– Джеймс занимается повседневной тяжелой работой, а Рассел – идейный вдохновитель и управляет конечным результатом, и мы реализуем его видение без вопросов. Учитывая это, вам пора готовиться к обеду.
– Поняла, – киваю я.
– Кстати, Билл сказал вам, что на завтрак, обед и ужин предлагается питание для персонала? Вы можете получить его в столовой, если она пустая, или в комнате для персонала.
– О, это здорово. – Я ожидала, что так и будет, но Билл ничего не сказал, и я начала думать, что мне придется копаться в мусоре, чтобы найти еду.
– И последнее, милая. – Ирен берет мои щеки в свои ладони с такой непринужденной лаской, что мне хочется дать ей повод мною гордиться. – Этот ваш парень… Молодой человек, которого я встретила на Винной премии… Он приедет в гости в течение лета?
– О нет. Я имею в виду, у нас все не настолько серьезно, чтобы он приезжал на выходные, – быстро отвечаю я.
– Что ж, – говорит она, опуская руки со вздохом облегчения, – вот действительно хорошая новость.
Глава 7
Я совершила большую ошибку.
В момент передышки перед обедом я смотрю в темную бездну шкафчика с надписью «Хизер» на дверце и честно оцениваю свое положение. Я не в настроении делать себе поблажки. Ясно, что, вопреки словам Хизер, это место очень серьезное. И работа серьезная.
А чего ты ждала?
В свое время ты наделала немало глупостей, Птичка Финч, но тут ты превзошла себя.
Ты все испортишь, и Хизер будет в ярости. Она рассчитывала на то, что ты вытащишь ее из этой ситуации с незапятнанной репутацией, а ты все испортишь.
Что, черт возьми, ты наделала?
Я совершила большую ошибку.
Когда я решилась приехать сюда, я по большей части рассчитывала на то, что потом мы с Хизер будем сидеть вместе у огня за крошечным столиком в пабе и хихикать, обсуждая мои летние злоключения в роли сомелье в разваливающемся отеле. Но это вдруг стало казаться маловероятным.
Мы с Хизер только один раз по‑настоящему рассорились. Тем ужасным мрачным летом она закончила стажировку в Бордо в каком‑то модном шато, а я работала в билетной кассе в стенд‑ап клубе в Сохо. В том году Хизер добивалась одного успеха за другим. Казалось, я потратила целый взнос за дом на шарики, бантики и просекко, чтобы отпраздновать ее бесконечные новые повышения или винные дипломы. Конечно, я гордилась ею, но мне приходилось постоянно за нее болеть. Больше болеть было некому. И иногда это было утомительно.
Я не удосужилась в очередной раз снять шарики, из которых состояло слово «Поздравляю!» у нас на кухне, и сдувшись, они наполовину сползли по стене, оставив только надпись «Поз».
Я смотрела на них, держа в руке неоплаченный счет за газ. Поэтому я и сдала комнату Хизер в субаренду.
К несчастью, стендапер Кортни 21 года от роду из Маргейта украла кучу одежды Хизер, сожгла ее кофейник и описалась у нее в постели после бутылки «Егермейстера».
Хизер злилась не из‑за кровати или пропавшей одежды. Она злилась, что я скрыла это от нее. Но вместо того, чтобы признаться, что у меня не было денег, и извиниться, я выплеснула наружу весь свой гнев и наорала на нее.
– Ты не знаешь, каково это – быть совсем без гроша! У меня нет никакой гребаной подстраховки. У тебя есть наследство, и ты можешь уехать на лето во Францию и изучать вино, как папа, не наделав при этом долгов, а стрижешься ты у кого‑то по имени Эшли!
– Я бы предпочла иметь семью, чем наследство.
– А я бы предпочла иметь наследство, чем семью. Семья – это еще не все.
Последовали три месяца ледяного молчания, пока я не заявилась к ней домой с новым кофейником и половиной бутылки виски.