Летняя работа
Швейцар провел пальцем по списку гостей, и я посмотрела, как он зачеркивает имя Хизер.
На мне было черное трапециевидное платье Хизер, которое мне подошло, но только потому, что это одно из тех платьев, под которыми можно пронести ящик пива. Хизер обычно завязывала его посередине розовым поясом, что я и попыталась сделать, но из‑за этого я стала похожа на два мусорных мешка из шелковой органзы вместо одного. На Тиме были черные джинсы и бархатный пиджак, который он позаимствовал у своего любимого собутыльника Деймона – или «Деймо», как его называли. Выглядел он весьма эффектно.
– Добро пожаловать, мисс Джонс. Могу я узнать ваше имя, сэр? Извините, у нас тут только «плюс один» записано. – Он бросил короткий взгляд в мою сторону, осуждая Хизер за то, что она не зарегистрировалась должным образом.
– Меня зовут Тим, – произнес Тим со сверхмажорным акцентом, вздернув подбородок и слегка поджав губы.
Мужчина кивнул, записывая имя на чем‑то, чего я не могла разглядеть:
– А фамилия?
Тим посмотрел на меня, и я предупреждающе приподняла бровь:
– МакТимоти.
– Тим Мактимоти, – осторожно ответил швейцар, сохраняя невозмутимый вид и безупречные манеры. – Очень хорошо.
Мы вошли, повесив на шею бейджики, и направились к бесплатному бару и веганским мини‑канапе.
Бальный зал отеля «Ритц» оказался более скучным, чем я представляла в своих мечтах: большой, но довольно пустой, с умеренно вычурным гипсовым потолком. Гости были не из тех, кого я обычно встречаю на рабочих мероприятиях Хизер, таких как открытие шикарного бара на крыше или модного подпольного ресторана. Эти были душными и старомодными.
Идеально! Мы с Тимом обожали заливать незнакомцам; а если нам удавалось выдать себя за других людей, вообще отлично. Самый шик, если у меня получалось притвориться кем‑то модным, знаменитым или просто более успешным, чем реальная я. В последний раз мы ходили на мероприятие Британской киноиндустрии, где Тим сидел в углу в темных очках, а я весь вечер показывала на него молодым актерам, чтобы посмотреть, не клюнет ли кто‑нибудь из них: «О боже, это же Джим Ривз. Режиссер. Вы его не знаете? Очень плодовитый. И такой талантливый. Нет, вы не найдете его в интернете, он очень скрытный. Не могу поверить, что он здесь».
– Так, я готов тусить. – Тим подмигнул мне, и я улыбнулась. – Идем вместе? Или поодиночке, а потом обсудим?
– Поодиночке и обсудим.
Меньше чем через час мы оба налакались и хихикали в углу над теми, с кем познакомились.
– Я разговаривала о Land Rover, взбивании вина в блендере, длине волокон мериносовой шерсти и гребаных пробежках. И даже пыталась поддержать разговор о крикете. – Я сделала драматическое ударение на этом слове, поскольку Тим все время говорит о футболе, – а некто по имени Берт извинился и ушел, так как хотел успеть послушать завтрашний прогноз для судоходства. Как будто я умерла и попала в какой‑то Бакингемширский ад[1].
– Я только что разговаривал о деревьях, – отозвался Тим. А потом рыгнул.
– Пойдем посмотрим, какие вина выиграли конкурс. Мы ведь здесь для этого.
В центре бального зала стоял огромный круглый стол, на котором было выставлено около пятидесяти вин с различными золотыми, серебряными и бронзовыми наградами, а в центре воздымалось шестиметровое антикварное украшение из стекла и латуни в форме винных бокалов, увитых плющом. Выглядело потрясающе.
– Кто бы мог подумать, что англичане делают вино… Это все равно, что встретить утонченного австралийца, – сказал Тим, наливая себе полный бокал, поставленный для дегустации, всего на миллиметр ниже края.
– Эй, полегче, дружище, – возмутилась я.
– От халявы не отказываюсь, – ответил он, одним махом отпив половину.
– Совиньон‑Блан, – произнесла я, взяв в руки бутылку с очень современной черной этикеткой с очертаниями графства Кент. Я не против Совиньон‑Блан, а у этого еще и награда. Смотри‑ка. Серебро!
Я налила себе бокал поскромнее, но горлышко бутылки все труднее было направлять в нужную сторону.
– У него в аромате ноты кошачьей мочи, которая, как известно, должна всем нравиться, но у меня дома четыре кота, и я не могу это переварить, – раздался женский голос рядом со мной. Его обладательница была одета в расклешенный бирюзовый брючный костюм, который красиво смотрелся бы только на ком‑то вроде Алексы Чанг[2].
– Кошачьей мочи? – переспросила я.
– Конечно, – ответила женщина. – Это такая дегустационная нота.
– Ах, да, да! Кошачья моча. Изысканная вещь, – ответила я, стараясь не захихикать в свой бокал, который вдруг действительно стал пахнуть кошачьей мочой. Тим разразился громогласным хохотом, а женщина нахмурилась и отошла от нас на несколько шагов. Как Хизер вращается в этих кругах, я никогда не смогу понять.
– Ладно, не знаю, сколько еще я смогу это выносить, – заговорила я, глядя на Тима одним глазом, чтобы он не двоился. – Я пьяна, Тим. И я хочу большую пиццу с двойным сыром и салями. И чили. И пива.
– Выпьем за это, – сказал он, – но сначала скажи, где здесь тубзик?
– Ты можешь хотя бы говорить «туалет»? Мы в «Ритце», черт побери, – крикнула я, когда он пошел не в том направлении.
– Хизер Джонс? – произнес голос позади меня. – Ну, разве это не замечательный сюрприз? Я не знала, что вы придете, но, конечно же, это должно было случиться. А потом я увидела ваше имя в списке.
Я моргнула и перевел взгляд с ее теплой улыбки на ее горчичную блузку, а затем на бейджик.
– Я Ирен Рид, дорогая. Билл наверняка упоминал меня на собеседовании, – заговорила она, сияя, ее пышные белые волосы струились по плечам, а руки были распростерты, как у скульпуры Девы Марии. – Я так рада видеть вас у себя в команде.
– Ах, Ирен, – ответила я, кивая головой и улыбаясь. Это еще кто?
– Да‑да, – обрадовалась она, – о, это просто замечательно. Кстати, Рассел тоже где‑то здесь. По крайней мере, он сказал, что придет, но я его пока не вижу.
Билл, Рассел, Ирен. Кто, черт возьми, эта дама, и как быстро я смогу сбежать? И тут, когда мои уши уловили ее едва заметный шотландский акцент, я ахнула:
– Ирен!
– Да, это я, дорогая, – сказала она, смеясь.
Вот черт!
[1] Бакингемшир – графство в центральной Англии с самым высоким уровнем жизни по стране.
[2] Британская знаменитость.