Луна и лотос. Сказка для взрослых
– Ох, после праздника порой
Лежать нам на земле сырой.
Но то не именины – муть,
Коль после спьяну не заснуть.
И уж не я, а будет он
Петь песню ту –
«Вечерний звон»!
Пиарщики показали несколько юмористических сценок на тему «общение с капризным заказчиком», и удостоились громких аплодисментов самого Кацмана. Иваныч кривился и бурчал под нос:
– Работать надо лучше! – но, глядя на гендира, тоже хлопал.
Клава, выйдя в образе тургеневской барышни, спела душещипательный роман, а потом – на бис – хвалебную песнь в честь Кацмана, переделанную из популярного эстрадного хита. Модест Исаакович, умилившись и развеселившись (да и уже порядком набравшись…) выплыл из‑за стола, приобнял Клаву и сказал ответную речь, дав понять, что благосостояние фирмы чуть ли не на сто процентов зависит от умения прекрасного финдиректора нужным образом сводить баланс и сдавать налоговую отчетность…
Клава стояла пунцовая, скромно опустив глаза, но по ее улыбке было понятно, что похвалы себе она считает вполне заслуженно, и вообще они с Модестом Исааковичем довольны друг другом настолько, насколько возможно.
– Кому‑то сегодня дадут, – шепнула Ира на ухо Жене, но Женя смогла ответить лишь нервозной улыбкой: судя по настроению коллег и общей атмосфере праздника, все были настроены дать всем, и никто не хотел уйти обиженным. За пасторальный Плёс с его игрушечными домиками и малиновыми звонами было как‑то даже обидно: для эротической оргии на природе под видом корпоратива можно было выбрать более отвязную и светскую локацию…
Еврейский танец, завершавший концерт и открывавший общую дискотеку, тоже имел невероятный успех. На вкус Жени, танцевали они с девчонками кто во что горазд, в полном рассинхроне, и не слишком точно выполняли движения, одна из бухгалтерш и в музыку не всегда попадала… но технические огрехи зрителей не волновали. Главное, что ноги танцовщиц были стройными, юбки красиво развевались, глаза блестели, щеки горели. Кацман восторженно бил в ладоши, остальные не отставали. Пилипенко стал выбираться из‑за стола раньше, чем отзвучали последние ноты «Хава Нагилы», и Женя поняла, что пора бежать…
К счастью, необходимость умыться и переодеться после выступления выглядела более чем уважительной причиной, чтобы на время исчезнуть из банкетного зала. А потом можно еще что‑нибудь придумать, вот только сидеть в номере не вариант: ведь Пилипенко, не дождавшись возвращения пассии, первым делом пойдет именно туда… Рассчитывать на Иру не стоило – подруга четко дала понять, что Жене самой придется разруливать проблемы с Иванычем, и для сохранения хороших отношений, не надо создавать проблемы другим, можно быть и посговорчивей.
В номере Женя быстро привела себя порядок, натянула джинсы и свитер, обулась в любимые спортивные туфли – элегантную и практичную замену кроссовкам, схватила легкую ветровку и выскользнула в коридор, а из него на внешнюю галерею. Вместо того, чтобы вернуться в банкетный зал, где вовсю громыхала музыка, пол и стены дрожали от топота танцующих, она пошла в противоположную сторону, к открытой веранде, откуда можно было смотреть на сад, утопающий в вечерних тенях, живописный спуск к воде, обложенный каменными валунами – и на Волгу, голубовато‑сиреневую, ленивую и величавую, как спящая великанша… и немного страшноватую в это время суток.
Женя облокотилась на деревянную балюстраду, немного выровняла дыхание, нащупала в кармане смартфон и настроила камеру на режим ночной съемки. Эх, ей бы не камеру, а этюдник, мольберт, ну или на худой конец – альбом и коробку с пастелью… но приходилось обойтись тем, что есть.
– Добрый вечер, – раздался у нее за спиной незнакомый и очень приятный мужской голос (что еще приятнее ‑этот голос был полностью трезвым). – Хотите что‑нибудь выпить?
Она обернулась и увидела высокого темноволосого молодого человека, одетого немного старомодно, но очень элегантно: костюм‑тройка, кипенно‑белая рубашка, вишневый галстук, завязанный весьма туго и каким‑то хитрым узлом. В одной руке незнакомец держал небольшой овальный поднос со стаканами. В стаканах плескалось что‑то цветное и, судя по запаху, довольно вкусное.
– Добрый вечер, – вежливо ответила Женя, сообразив, что молодой человек – один из официантов, обслуживающих корпоратив, и недавно заступил на смену. У нее была превосходная память на лица, и она точно знала, что не видела его ни за обедом, ни за ужином.
Он не сводил с нее глаз и смотрел с выжидательной улыбкой, поскольку Женя лишь поздоровалась с ним, но не выразила ни согласия, ни отказа насчет напитка. Она же, вместо того, чтобы определиться с выбором, смотрела на него примерно с тем же чувством, с каким созерцала в Эрмитаже скульптуру Антиноя в венке из виноградных листьев… Забавным совпадением было, что местный Антиной, предлагая ей выпить, тоже играл роль Диониса.
– Нет, спасибо… Я не хочу спиртного. – Женя выдавила из себя улыбку и снова повернулась к реке, надеясь, что официант уйдет, пока она фотографирует.
Все получилось с точностью до наоборот: он понимающе кивнул, поставил поднос на перила балюстрады – их ширина это вполне позволяла, обошел Женю и остановился слева от нее. Она невольно потянула носом… от красивого незнакомца не пахло ни алкоголем, ни табаком, ни трудовым потом, лишь странным, очень приятным парфюмом – островато‑свежим, прохладным, чуть травяным, с еле заметной ноткой лотоса. Свет фонаря мягко падал на его лицо, сглаживая острые контуры, добавлял благородства чертам, чувственности – резкому абрису рта. Женя подумала, что для темноглазого шатена у него слишком белая кожа… Белоснежная.
– А вас случайно зовут не принц Венделл?* – она спросила это прежде, чем успела прикусить язык: несколько глотков шампанского, все же сделанные за ужином, и потом еще рюмка ликера, сыграли с ней злую шутку.
– Определенно нет. Меня зовут Роман. – ответил он так спокойно, словно в ее вопросе не было ровным счетом ничего странного. – А как ваше имя?
– Женя… Евгения.
– Значит, теперь мы официально представлены. – Роман улыбнулся, и она неловко улыбнулась в ответ.
Повисла пауза. Женя машинально сделала несколько снимков Волги, но присутствие Романа ее нервировало, и руки слегка дрожали, так что можно было не сомневаться, что все кадры сожрет «шевелёнка». ** Молодой человек снова первым нарушил молчание (для официанта он был весьма разговорчив и на удивление беспечен):
– Нравится река?
– Да… очень нравится, здесь… вообще невероятно красиво.
– Что верно, то верно. Вы раньше бывали в наших краях?
– Нет… я была на Волге несколько раз, но в Плёсе впервые, и… – она осеклась, решив сходу не сообщать местному уроженцу, что приехала в его чудесный городок вопреки своей воле. Перефразируя Ильфа и Петрова – «токмо волей пославшего мя начальника». Женя усмехнулась, и Роман усмехнулся тоже, как будто услышал ее мысли.
– Поживете у нас подольше – и смертельно влюбитесь в эти места…
– Точно знаете?
