Любовь – это путешествие
– Адди, – говорит Дилан и пытается помочь мне с пакетами, но я уворачиваюсь и направляюсь к багажнику. – Адди, пожалуйста, – повторяет он тихо. – Давай поговорим. Нам ехать вместе весь день. Может, лучше без этой неловкости?..
Захлопываю багажник. Пакеты с продуктами влезли, но заднее стекло совсем загорожено: Дилан с Маркусом собрались, как на край света, а у Деб куча вещей кормящей матери: два молокоотсоса, сумка‑холодильник, бутылочки.
– Хочу размять ноги. Еще буквально пять минут, хорошо? – Родни отходит на газон.
Не стоило мне говорить ему про «друзей». Скажи я, что Дилан испортил мне жизнь, и Родни не оставил бы нас наедине.
– Адди… Ты даже посмотреть на меня не можешь?
Похоже, так и есть. Слишком больно. Нас отталкивает друг от друга, как два магнита, повернутых одинаковыми сторонами. Так что я смотрю на собак, выпущенных из соседних машин: маленький пудель пытается поймать собственный хвост, вокруг него бегает такса в дурацкой розовой шлейке. Их длинные тени скользят по траве в лучах рассветного солнца. Маркус наклоняется погладить овчарку. Надеюсь, она злая. Необязательно его кусать, но пусть хотя бы облает.
– Где Деб? – спрашиваю я.
– Ей позвонила твоя мама насчет Райли.
Я смотрю на него с удивлением.
– Она рассказала тебе про Райли?
Взгляд Дилана смягчается.
– Минуту назад. Я думал, ты… Думал, поделишься такой новостью. Что у Деб ребенок.
– Мы же решили не общаться.
– Не мы, а ты.
Я вздергиваю бровь.
– Извини, – вздыхает он. – Извини.
Тереблю браслеты на запястьях. Я сделала маникюр к свадьбе, но ногти слишком короткие и смотрятся нелепо: маленькие красные огрызки.
– Я очень рад за Деб, – продолжает Дилан, не дождавшись ответа.
– И немного удивлен?
Он улыбается, и я невольно отвечаю тем же.
– Не спросишь, кто отец?
– Наверное, он и не понадобился. Помнишь, как Гее, когда она родила Урана.
Несмотря на все мои усилия, сдержать улыбку так и не получается.
– Не помню, сам прекрасно знаешь, – сухо отвечаю я.
– Ну да, – поспешно исправляется Дилан, по старой привычке зачесывая назад волосы, хотя теперь они короткие и на глаза не лезут. – Греческая мифология, снова слишком выпендрежная отсылка, извини. Я хотел сказать, Деб никогда не нуждалась в мужчинах. То есть, не то чтобы кто‑то нуждался… Тьфу ты!
– Выдвигаемся, ребята! – Растолкав нас, Маркус устраивается на заднем сиденье. – Заводи мотор, Родни уже летит к нам на всех парах.
Я оглядываюсь как раз в тот момент, когда появляется Деб и, засовывая телефон в карман толстовки, забирается вслед за Маркусом. Значит, вести мне. И значит, Дилану тоже придется сесть впереди. Тут и накатывает волна паники.
– Что вытворяет Родни? – спрашивает Деб.
Родни несется через газон, размахивая нелепыми длинными руками, а овчарка бежит следом и тянет за поводок хозяина.
– Потрясающе, – бормочу я, поворачивая ключ зажигания.
Маркус вскрикивает, когда Родни забирается на заднее сиденье, тяжело дыша.
– Извините, извини! – запыхавшись, восклицает Родни.
Деб тоже издает какой‑то сдавленный звук.
– Следи за руками, пожалуйста, – ворчит она. – Ты мне чуть между ног не заехал.
– О господи, прости! – говорит задыхающийся Родни.
Дилан забирается на переднее сиденье и снова пытается поймать мой взгляд.
– Да ладно, – пожимает плечами Деб, – из меня целый младенец вылез, переживу.
– Ой, – смущенно бормочет Родни. – Я правда нечаянно!
– Я и забыл, как ты мне нравишься, Деб, – заявляет Маркус.
– Да ну? – с притворным интересом спрашивает Деб. – А вот ты мне ни капельки.
Наконец мы все‑таки отъезжаем с заправки, и, не в силах устоять, я кошусь на Дилана.
– Всего‑то пятьсот семьдесят шесть километров осталось, – шепчет он едва слышно.
Маркус втолковывает Деб, что его «часто неправильно понимают», хотя он «исправляется, как грешник из викторианского романчика».
– Пятьсот семьдесят шесть километров, – повторяю я. – Пролетят, как одно мгновение.
Дилан
Машина мчится по шоссе. Воздух уже насыщен зноем, тягучим и сладким как мед. Начинается волшебное летнее утро: лазурно синеет небо, ярко желтеют обласканные солнцем поля по обе стороны дороги. Такие дни наполнены запахом крема для загара и спелой клубники, привкусом льда и слишком большого количества джина с тоником.
– Так весь шоколад растает. – Адди включает кондиционер на максимум.
– Шоколад? – загораюсь я.
– Не тебе, – отрезает она, не отвлекаясь от дороги.
Я откидываюсь на сиденье. Значит, показалось. Хотя пару минут назад Адди повернулась ко мне и одарила полуулыбкой, как крошкой лакомства. А искренняя улыбка Адди – настоящий подарок, сердце замирает, когда ее вижу. Удивительно, что и через два года это все еще так.
Адди снова холодна. Прошло полчаса, как мы отъехали от заправки, и это ее первая фраза, обращенная ко мне. Не мне жаловаться, и не мне злиться, однако не могу удержаться. Ее поведение отдает мелочностью, а я думал, мы выше этого.
Ерзаю на сиденье, и она окидывает меня взглядом, затем наклоняется сделать радио погромче. Звучит попсовая песенка, бодрая и незатейливая – компромисс между вкусами Маркуса и Адди. Музыка заглушает болтовню на заднем сиденье: я только успел расслышать, как Родни объясняет Деб правила неволшебного квиддича [1], а Маркус вставляет забавные ремарки.
[1] Неволшебный квиддич – имитация спортивной игры из мира «Гарри Поттера» в реальной жизни.
