Мадам Арабия
Я предпочла бы умереть от усталости, но ни с кем не связываться: кто его знает, кто этот доброжелатель! Белка умирать не хотела: она уже сидела позади парня, мне оставалось только махнуть рукой и залезть следом. Парень завел двигатель, тронулся и, обернувшись ко мне, что‑то прокричал на ходу про своего друга. Я не придала этому значения, а стоило бы! Африканец свернул в бедно освещенный переулок, съехал по нему вниз и, тормознув у здания, сделал короткий звонок; через две минуты на дорогу выскочил еще один блестящий скутер – друг.
– Пересаживайся, – кивнули мне.
Парень, выехавший из‑за угла, выглядел как персонаж из кино про банды Нью‑Йорка: мускулистый, тяжелый, дерзкий, с блестящей кожей, в темных очках, на пальцах поблескивают массивные золотые кольца‑печатки. Он оценивающе осматривал меня с головы до ног. Ехать куда‑то с африканцами в незнакомой Индии, в темноте, да еще и поодиночке!.. Я затравленно огляделась, забросила ногу на заднее сиденье и обняла мужчину за талию.
– Меня зовут Боско, – коротко бросил он через плечо, и оба скутера плавно двинулись вперед.
В первые минуты я готовилась прыгать со скутера на обочину. Впереди развилка, парни разъедутся в разные стороны – и тогда бог в помощь. Но мы проскочили мимо разъезда, ничего угрожающего не происходило, я понемногу расслабилась и, прикрыв глаза, позволила себе насладиться дорогой. Вдвоем на скутере – это почти секс. Навстречу ездокам несутся огни, на любом маневре тело вдавливает в тело, и ты чувствуешь кожу, мускулы, одежду, запах своего партнера. Боско водил как гонщик – мы виляли между машин в трафике, затем, выйдя на свободное полотно, за секунды набирали километры. Я с восторгом впитывала новые рискованные впечатления, от остроты которых мороз продирал по коже. Балансируя на грани фола, я впервые ощущала жизнь во всей ее полноте. На парковку перед рынком оба байка свернули одновременно. Я, еще не остывшая от езды, соскочила со скутера с растрепанными волосами, втянула ноздрями густой пряный воздух, широко раскрыла глаза.
В ночной темноте рынок Мапсы потрясал. На нем и днем было колоритно, но темно‑синим бархатным вечером он превращался в подобие колдовского вертепа – толпы, яркие сари, фрукты, специи, огни. Тут проезжали между рядов скутеры, женщины нанизывали на нитки цветы, доставая их из корзинок, воняла сушеная рыба, над которой вились стаи мух, на картонках в пыли лежали инвалиды, просящие милостыню, стоял оглушительный гомон и во всех направлениях шли люди. Боско, в отличие от нас, прекрасно ориентировался в окружающем беспорядке: получив запрос на овощи, он уверенно тащил меня за собой, пока не завел в прямоугольное здание; Саня и друг поспешали следом. Это была «элитная» часть рынка – под крышей. По периметру помещения, похожего на склад, располагались столы, на которых громоздились горы моркови, цветной капусты, картошки, салата, свеклы, огурцов, пророщенных семян, перца, помидоров, баклажанов, чеснока, стручковой фасоли, тыквы и даже руколы. Тут же лежали поцарапанные пластиковые тазики для взвешивания и стояли весы. Продавцы и покупатели покрикивали не переставая. Был пик торговли – пятница.
– How much cost tomatoes?[1] Тридцать рупий? Два кило! Нет, три!!
Мы с Белкой захлебывались от радости и жадности. Парни едва успевали принимать пакеты, они послушно стояли рядом и выглядели комично: блестящие стразами, накачанные, внушительные и даже слегка угрожающие – и с головы до ног обвешенные сумочками и кулечками. Покупки они относили к скутерам, укладывая в багажник. После овощей мы переместились в лавочку с бакалеей, откуда вышли нагруженные рисом, яйцами и бутылью оливкового масла.
По дороге в Калахару парни заблудились, и мы три раза проехали по району, пока не опознали поворот. На подъезде к дому нас ждало внезапное короткое, но яркое шоу: откуда ни возьмись появилась полиция на служебной машине. Стражи индийского закона прокричали что‑то парням, те быстро ссадили нас у ворот, скинули пакеты с продуктами на асфальт и мигом исчезли в переулке, а со двора, размахивая руками, как перепуганная курица, выбежал Кристиан. Почти крича, он заявил, что если мы будем водиться с ЭТИМИ, то лучше выехать сразу, потому что он этого не потерпит. У сопровождавшей нас парочки оказалась дурная репутация – что‑то связанное с наркоторговлей. Кристиан кипятился, я извинялась, Саня изображала раскаяние. Мы поклялись, что ноги горячих парней у дома не будет, и тихо уползли, шурша пакетами, в квартиру.
В следующие дни мы старались ходить на цыпочках и никому не попадаться. Боско писал мне одно за другим десятки сообщений, предлагая встретиться, Саню одолевали приятели‑индусы. Маскулинные по природе представители этих народов не признавали «нет»: в их традициях девушка была просто обязана отказаться, а мужчина – проигнорировать отказ и усилить натиск. Мы устали объясняться, прекратили им отвечать и сидели в тишине, прислушиваясь к происходящему в доме. По крикам, топоту на нашем этаже и громкой доносящейся снизу арабской музыке было понятно: соседи веселятся. По лестнице плыл странный сладковатый дым – это был, как выяснилось, запах гашиша.
Большой дом был слишком маленьким, чтобы однажды не столкнуться. Неделю спустя я впервые увидела Хуссейна.
Ранним молочно‑дымчатым утром мы с Белкой буквально скатились во двор с мраморной лестницы. В руках у нас были пакеты, в пакетах – юбки и сари. Мы торопились на индийскую свадьбу. Приглашение было получено весьма необычным образом. Как‑то вечером, лежа на кровати в комнате, мы услышали доносящиеся с улицы звуки голосов и музыки. Мы изрядно утомились от вынужденного одиночества и примерного поведения за эти дни, поэтому переглянулись, набросили платки на плечи и, прячась за углами, как вороватые коты, вылезли наружу. Улица была пуста; поймав случайного прохожего, удалось узнать, что, «должно быть, это фестиваль и в направлении Мапсы». Поплутав по переулкам, мы пересекли Main Road[2] и увидели посреди поля высокую вычурную арку (такие в Индии обозначают символический вход), за которой светились огоньки. Барабанный бой шел оттуда. Пробежав по грунтовой дорожке километра два, мы свернули на повороте и остановились как вкопанные.
В темном переулке стояла машина с громкоговорителем, ее окружала толпа, били барабаны, и плясали женщины. В воздух то и дело взвивались блестки и конфетти. При нашем появлении повисла секундная пауза. Чье‑то потное мужское лицо, украшенное ослепительными усами, повернулось в нашу сторону и гаркнуло:
– Вы будете танцевать?
– Мы? – Мы переглянулись в замешательстве. – Будем…
– Они будут танцевать! – громоподобно и победно взревело лицо.
Ударила барабанная дробь, замелькали золотые браслеты и цветастые сари, со всех сторон полетела пушистая белая пена. Индианки воздели руки вверх, и мы, как единый пестрый звенящий организм, пустились в пляс. На полном ходу мы влетели в канун широкой индийской свадьбы.
[1] Почем помидоры? (англ.)
[2] Главная дорога (англ.).
