Мадам Арабия
До этого дня я ненавидела танцы. Я редко с ними сталкивалась и каждый раз чувствовала себя неуютно. Уличная пляска как досуг в России почти утрачена, человек, который танцевал на людях, в большинстве случаев оказывался пьян. На семейных праздниках близкие начинали приплясывать, тоже лишь пропустив рюмку‑другую, чтобы расслабиться. В клубах я почти не бывала: в люминесцентных огнях я чувствовала себя толстой и неуклюжей, скучной и бедной, казалось, все надо мной насмехаются. Где уж тут раскрыться в танце!.. В индийской толпе, бесцеремонно дернув за руку, меня с весельем и любовью затянули в круг счастливых и беззаботных движений, цель которых – не красиво смотреться, а получить наслаждение. Индусы плясали всем телом, двигая руками, головой, ногами, бедрами; нас, гостей, вытаскивали в центр круга – давай! Всем было наплевать на то, кто и как выглядит: фигуры худые и полные, высокие и низкие, полуголые и завернутые в ткани были живыми, свободными и танцем выражали радость. По лицам размазалась косметика, усы шевелились, точки на лбу расплывались – кого это заботило? Мы обнимались с совершенно незнакомыми людьми, отирали текущий со лба пот и чувствовали, как будто попали в гости к близким, крепко любящим родственникам. Я была потрясена тем, сколько внутри меня за годы скопилось живой бурлящей радости, запертой и фонтаном вырвавшейся наружу.
Толпа шла вперед и как поток несла нас. Ко мне приклеилась темноволосая малышка в ярко‑синем платье, хорошенькая и застенчивая, она все время вертелась рядом, и ее пришлось прикрывать собой, чтобы не затолкали. Женщины держались ближе к центру, а мужчины и молодые парни танцевали по сторонам, рискуя в любой момент свалиться в придорожную канаву. Мы останавливались у каждого дома, чтобы соседи могли выйти на балкон и одобрительно покачать головой. Время от времени мужчины втирались в женский круг, поднимали над головой стопки денег и потрясали ими – мол, хочешь получить – танцуй! Деньги сыпались веером, купюры падали к ногам, откуда их сразу подбирали.
Местный богач выдавал замуж дочку. Белые люди на индийской свадьбе – к удаче и счастливому браку, а моя Белка к тому же была цветом как молоко, что превращало ее почти в божество, встреченное по пути. Случайное знакомство записали в благодать, и мы должны, обязаны были почтить своим присутствием и саму свадьбу! Доплясав наконец до своего дома, отец невесты торжественно вручил нам приглашения на золотой бумаге и попросил прийти на праздник, причем непременно в сари.
На следующий же день мы помчались в Мапсу. Торговая часть рынка, посвященная одежде, была полупуста, длинные ряды, состоящие из шопов[1], просматривались насквозь. Под дуновением ветерка колыхались развешенные от земли до потолка аляповатые платья, юбки и халаты, с полок в разные стороны торчали блестящие туфли, усыпанные плохо приклеенными стразами. По воскресеньям рынок еле‑еле работал, большая часть точек была закрыта, а оставшиеся продавцы едва замечали нас, лениво приоткрывая глаза. В полуденный зной некоторые спали, устроившись на тюках товара.
– Привет. – Из соседнего ряда вынырнула молодая индуска. – Что ищешь? Шарф? Платье? Посмотри мой магазин…
Таких индианок на рынке в Мапсе десятки. Большинство прилавков настолько маленькие и расположены так неудобно и далеко, что турист сам не найдет к ним дорогу, а продавать вещи надо. Специальные женщины высматривают в толпе «бледные лица», спрашивают имена приезжих и, завязав знакомство, ведут в лавочки. Сначала мы отмахивались от подобной помощи, потом обнаружили, что она бывает полезна: товар таким образом можно купить дешевле, а найти то, что нужно, – быстрее. Индианка привела нас к столику, на котором лежали сверкающие разноцветные сари, потом к прилавку‑платку, расстеленному по земле. Подскочили продавцы и в несколько пар рук ловко упаковали Белку в зеленую с золотым шитьем ткань, перебросили остаток материи ей через плечо – и Саня встала посреди рядов, как белокурая королевна. Под солнечными лучами шитье разбрасывало искры. Удержаться было невозможно, и Белка купила сари, заплатив всего пятьсот рупий. Свое я выбрала в соседнем магазине, где стоящий за деревянным столом мужчина бросил передо мной на прилавок солнечно‑желтую, зыбкую, струящуюся ткань. Она блеснула стразами, словно подмигивала. Продавец скинул сотню и наотрез отказался торговаться дальше.
Набегавшись по рынку, мы были неприятно удивлены, узнав, что сари – это еще не все. Девять метров расшитой ткани нужно на что‑то крепить, а значит, необходимы нижняя юбка и блуза. Юбки продавались во множестве, они были безразмерными, затягивались на талии веревочкой и стоили девяносто рупий, а вот с блузками выходила незадача. Блуза – персональный предмет женского гардероба, каждая красавица шьет свою, придирчиво выбирая длину рукава и глубину выреза, чтобы одежда идеально облегала изгибы тела, подчеркивая его соблазнительные части. Модели бывают в разной степени обнажающие ключицы, спину и животик, с игривыми кисточками и без. Шить блузку – это дорого: нужно купить ткань и оплатить работу портного. Зато, обзаведясь хорошей блузкой, можно считать вопрос с нарядами решенным на годы: к ней подойдет любое сари. Индианки обожают контрастные сочетания: зеленый с желтым, синий с красным, розовый с оранжевым – и выглядят как экзотические бабочки. Чем ярче цвет и сильнее блеск, тем красивее!
Всю эту премудрость нам поведали продавщицы, отправляя на второй этаж серого здания, где работали портные. Мы поднялись наверх, отыскали лишь одну открытую дверь, и индус, путая английский и хинди, объяснил, что задача невыполнимая. Блуза шьется как минимум четыре дня, а в выходной портные даже не берут заказы, доделывая предыдущие. Мы сдались и купили топики на бретельках, надеясь, что сойдет.
В назначенный день я проснулась рано. Наглаженные топы, юбки и сари лежали в пакетах, на душе было волнительно – свадьба!.. Через час мы были полностью готовы к тому, чтобы выехать на торжество, но транспорта, который за нами обещали прислать, почему‑то не было.
Тогда мы еще не знали, что пунктуальность в Индии – такое же парадоксальное понятие, как бедность среди евреев. Индусы никогда и никуда не торопятся, более того, постоянно опаздывают и откладывают на tomorrow[2]. Это не связано ни с неуважением, ни с объективными причинами – они просто неторопливые. Зачем в жару спешить? Можно же вспотеть! Ожидание события или встречи может занять от пятнадцати минут до нескольких часов, это считается нормой, ожидающие могут рассердиться, но никто не удивляется. Но мы были не в курсе, а потому, собравшись точно вовремя, растерянно смотрели на пустую дорогу, выходя со двора и снова в него возвращаясь.
Дверь Хуссейновой квартиры, выходящей во двор, была приоткрыта: соседи с любопытством наблюдали за нашими маневрами. Парни сидели на кухне; лысый, гладко выбритый, с саудитской бородкой и лукавыми глазами, Хуссейн щурился на солнце, на соседнем стуле в надвинутой на брови цветной растаманской шапке с выражением самодовольства на лице восседал Хабиб.
– Hiiiiiiiiiii[3], – протянул Хуссейн, жестами гостеприимства приглашая нас зайти внутрь, чтобы мы могли передохнуть в тени.
[1] Shop – магазин (англ.).
[2] Завтра (англ.).
[3] Привет (англ.).
