Мадам Арабия
Уроки здесь проходят не так, как я привыкла в России. Вначале учитель обязательно спрашивает, кто отсутствует и почему, комментирует происшествия – кто упал с байка, кто чем болеет, у кого был день рождения и что сейчас происходит в Йемене – родной стране большинства учеников. Преподаватели живо интересуются жизнью студентов, переживают за их семьи, уточняют, в порядке ли близкие. Атмосфера в институте почти домашняя, и это меня поражает, даже шокирует. Привыкнув к социальной дистанции и строгости поведения в России, я недоверчиво наблюдаю за каждым повседневным элементом расслабленности. Вот, переваливаясь, приходит Кейт, фыркает и ругается из‑за того, что все места на парковке заняты, а при въезде в переулок ее старый пикап подрезал какой‑то глупый индус. Рати объясняет материал, сидя перед аудиторией на стуле и держа обеими руками кружку с чаем, время от времени отхлебывая. Тичер Лала не может найти себе места, она расстроена тем, что любимая футбольная команда проиграла в weekend[1]: Teacher Lala спрашивает, кто в классе за кого болеет, и тут же пишет на доске, объясняя грамматику на примере футбола. Закончив предложение, она сетует, что от расстройства объелась шоколадного торта. Teacher Lala обожает шоколад, об этой слабости знает вся школа. Я смотрю на пожилую преподавательницу, и в моей голове вспыхивают блестящие фейерверки: учителя опаздывают, принимают мелочи близко к сердцу, смотрят ТВ и любят бисквит. Невозможно, они живые!
Когда Рати предлагает отвезти меня в магазин за учебниками (некоторые мне удалось купить, съездив с Хуссейном в Панаджи, но книги по грамматике по‑прежнему не хватает), я совершенно теряюсь. Учитель повезет меня за учебниками? Не расскажет, где их заказать, не поделится адресом, а поедет со мной сама?
– Я проведу вечерние уроки и освобожусь после пяти, – щебечет Рати. Я едва понимаю ее быстрый английский с азиатским акцентом. – Жду тебя у Municipal Garden в Панаджи, хорошо? Заберу оттуда на машине, и мы поедем в «Broadway Books».
Я киваю несколько растерянно. То, что для Рати проще некуда, для меня задача задач: я еще ни разу не ездила одна до Панаджи. Но в Индии многое случается само собой – становясь после школы в очередь к банкомату, я знакомлюсь с Мэттом, автомехаником из Мапсы. Мы обсуждаем денежную реформу, и Мэтт предлагает добросить меня куда нужно. Я соглашаюсь, попривыкнув к тому, что в Гоа предложение помощи часто означает именно помощь, хотя иногда и не бескорыстную, а не попытку похищения. Мэтт подает мне шлем, и мы мчимся сквозь жару в Панаджи, где отправляемся вдвоем на ланч и знакомимся в ресторане с приятной сотрудницей Bank of India, расположенного неподалеку. Она советует заказать корму – острое блюдо из овощей в соусе, – и мы весело едим уже втроем, не замечая, как идет время. Из ресторана переходим в juice‑center напротив, где пьем молочные коктейли. Мэтт спохватывается, просит счет и привозит меня к Municipal Garden – маленькому зеленому садику с зеленой лужайкой и памятником индийскому деятелю, с детскими качелями, беседкой, цветущими растениями и скамеечками. Неподалеку высится величественное и при этом легкое белое здание португальской церкви Непорочного Зачатия. Я, сидя на траве, восторженно глазею на окрестности – оглядываю аллею, ряды магазинов, картинную галерею и старинный книжный с тяжелыми дверями в форме арки.
Рати подъезжает к Municipal Garden на здоровенном внедорожнике. В заднем отсеке, похожем на загончик, бесятся Падма и Парвати. Рати с трудом паркуется, ругаясь и не чувствуя габариты авто. Машину купил муж Рати, который сейчас в Лондоне. Он там работает, пытается обустроиться, чтобы забрать к себе семью. Машина выбрана специально для детей, она максимально безопасная, но совершенно неудобная, поэтому Рати все время въезжает в столбики, мнет бока о бордюры и попадает в мелкие аварии. Я сажусь на переднее место, пристегиваюсь, и мы долго плутаем по темным дворам и переулкам. Ориентация у моей учительницы такая же, как и ее чувство пространства.
«Broadway Books» оказывается большим магазином на втором этаже. Пока мы поднимаемся наверх, Парвати прыгает вокруг матери и просит ей купить раскраску.
– Подожди, sweetie[2], посмотрим, – воркует Рати, открывая входную дверь.
«Какая нежная мама!» – умиляюсь я про себя.
Из магазина мы выходим часа через полтора.
– Не могу удержаться, когда вижу книги. – Рати пожимает плечами, смущенно улыбается. – Но уже поздно, сейчас будет такой трафик! Я боюсь водить в темноте, водители тут сумасшедшие, а у меня двое детей в салоне… Ты можешь попросить кого‑то из студентов забрать тебя? Хуссейна, вы же живете в одном доме?
Я растерянно хлопаю глазами. Как вернуться домой, я не подумала. Автобусы из Панджима до Мапсы ходят чуть дольше, чем пляжные, «аж» до восьми вечера. Но семь уже сейчас, а до автовокзала надо еще добраться. Для Рати, жительницы Гоа, очевидно, что можно попросить помощи у соседей; для меня, выросшей в Москве, это значит беспокоить малознакомых людей по пустякам.
– Мы не настолько хорошо общаемся, – мямлю я в ответ.
– Довезу тебя до дома, – решает Рати.
Мы садимся в машину, игнорируя требования Падмы и Парвати: «Мама, мороженое!» Их детский английский я понимаю без труда. Рати сосредоточенно хмурится, заводит двигатель, включает в салоне музыку, и мы выезжаем на развязку.
– Как тебе Гоа, Энни?
– Потрясающе! – с жаром уверяю я. – Люди общительные, приветливые. У себя в стране я часто чувствую себя одинокой…
– Хочешь поговорить об одиночестве? Спроси меня, что это! – Рати резко переключает передачу. – Мой муж в Англии, я не видела его уже два года, – с горечью добавляет она. – Мы скоро переезжаем, ждем визу. Порой мне так одиноко, особенно в мунсун, я все время с детьми, их не с кем оставить. Впрочем, люди здесь и правда доброжелательные и любят поговорить, но это в том числе и потому, что Гоа мал и делать здесь больше нечего. Если будет скучно – добро пожаловать ко мне, можешь оставаться с ночевкой.
Я смотрю на Рати открыв рот. Такой диалог с учителем в моей стране невозможен: слишком высок барьер, слишком велика дистанция преподаватель – студент. К тому же меня поражает внезапно открывшаяся картина печальной и сложной жизни, неожиданная среди благоухающей природы и общего оптимизма. Очнувшись, я энергично киваю головой, мы в конце концов выезжаем из пробки и мчимся по пустой трассе к Калахара Резиденс.
Первый уик‑энд после школы выдался блестящим и шумным. Прогуляв всю учебную неделю (я видела Хабиба в компьютерном классе всего один раз, а Хуссейна не видела, кажется, вообще), арабы решили поразвлечься и поехать на Night Market[3]. Нас, конечно, позвали с собой.
[1] Выходные (англ.).
[2] Милая (англ.).
[3] Ночной рынок (англ.).
