Мадам Арабия
Найт Маркет – еженедельный субботний ночной рынок. Субботний – потому что конец недели, ночной – из‑за прохлады и из‑за того, что в темноте убогие, построенные из веток шатры, обвешанные фонариками и блестящими игрушками, выглядят эффектно, делая обычное поле в Анджуне похожим на сказочный лес. Ряды на палочном каркасе обтянуты тентами, всюду на обширном пространстве устроены ресторанчики, музыкальные площадки и туалеты, в итоге получается полноценный маленький городок с улицами и магазинами. Прилавки полны одеждой, тканью, зеркалами, перьями, гамаками, ковриками, благовониями и серебром, часть вещей – ширпотреб, но кое‑что дизайнерского производства, и сюда любят приезжать европейцы в поисках оригинальных сувениров. Цены – от ста до ста тысяч рупий (на входе я заметила ювелирный прилавок с драгоценностями с бешеными ценниками). В конце рядов, в тупике, что‑то вроде фудкорта – сцена, барная стойка и десяток кафешек с греческой, еврейской, индийской и арабской кухней. Гости, сидя на деревянных лавках, смотрят на музыкантов и закусывают.
Найти место для парковки оказалось невозможно: все заставлено. Мы бросили «сузуки» где‑то на обочине и ушли в ряды. Глаза, пораженные обилием товаров, яркими красками и блеском, разбегались. Я потянулась и ощупала синий полосатый плед с бахромой, висящий на стене. Продавец‑индус, подскочив, назвал цену – 650 рупий.
– Тебе нравится? – У меня за спиной мягко, как пантера, возник Хуссейн. Он внимательно осмотрел плед и обернулся к продавцу. – How much, how much? – Услышав «шестьсот пятьдесят», протянул ласково, с полуулыбкой: – O, why expansive so much?[1]
Торговаться у индусов и арабов в крови. Это что‑то вроде национального спорта: продавец пытается продать по максимальной, часто совершенно несообразной с ценностью цене, задача покупателя – сбить ее до критически минимальной. Гости из Европы и Америки, непривычные к торгу, часто стесняются и платят запрошенную сумму либо отказываются от покупки, и то и другое – к великому разочарованию торговцев. Хуссейн имел в Саудовской Аравии свой магазин, и тут, в Индии, нашла коса на камень: сошлись два продавца. Нас ожидало целое представление: Хуссейн миролюбиво и нежно, с юмором, но неумолимо играл на понижение цены, индус сердился, даже психовал, уходил внутрь палатки и возвращался снова. Стоимость на глазах упала до пятисот, затем до четырехсот пятидесяти. Взволнованный индус заявил: четыреста – и точка, ни копейкой меньше! И мужчины ударили по рукам. Дальше по рядам я шла уже с пледом под мышкой.
Спустя сто метров я увидела платье… Оно висело на стенде – темный трикотаж, глубокое декольте, рваный лоскутками низ и открытая спина. После недели ношения хиджаба отчаянно хотелось чего‑то смелого, даже неприличного, и я решилась померить. Белка закрыла меня покрывалом, я переоделась и, неловкая и довольная, вышла из‑за занавеси. Вокруг одобрительно зацокали языками: толстый Ахмад даже приподнялся со стула, на который успел присесть в ожидании.
– Я оплачу. – Хуссейн решительно отвел мою руку от кошелька.
Пока я пыталась понять, что делается и почему, он отдал деньги, а продавец успел опустить их в карман. Я махнула рукой и, сияя как новенькая рупия, так и вышла в этом платье из магазинчика. Внимание окружающих стало настолько активным, что дальше пришлось идти, прячась за спины приятелей.
Маркет был долгим мероприятием. Толпа медленно перетекала из одного конца в другой, люди мерили, осматривали, обсуждали и причмокивали возле прилавков с едой. Хабиб, Хуссейн, Ахмад скупали побрякушки, пробовали самосы – жареные пирожки из слоеного теста с картошкой и зеленью, вертели в руках блокноты, ароматные палочки и коврики. Дул легкий ветер, было тепло и лениво, никто никуда не спешил. Когда мы выбрались, стояла глубокая ночь. Я так устала, что задремывала на заднем сиденье и положила Хуссейну голову на плечо. Спустя несколько секунд теплая мягкая рука начала осторожно гладить меня по волосам. Я замерла, а затем притворилась, что сплю: я еще не решила, как реагировать. Хуссейн явно пытался за мной ухаживать, оставалось понять: хочу ли я ответить именно ему? Впервые в жизни у меня был большой выбор. Индия с ее теплом, волнением и томностью располагала к романам, окружающие мужчины открыто выражали симпатию, они были заинтересованы в девушках, чем выгодно отличались от большинства тех, кого я знавала раньше. В России я часто сталкивалась с бесконечным списком требований: слишком худая/толстая, не так одета, чересчур юная, уже старая, излишне умная… Быть просто симпатичной, интересной и неглупой было недостаточно. На женщин смотрели как на товар: кондиционный ли? Она свежая? А если нет? Поначалу мы все старались нравиться: тренажерки, косметологи, магазины, каблуки и макияж, пот, усилия, время, деньги. Лично я прошла через несколько механических чисток лица металлическим крючком, на которых ревела от боли во время процесса; курс неприятных и дорогих антицеллюлитных массажей и серию уколов в живот в попытках сделать его не плоским, а хотя бы не выпирающим. Расстройство пищевого поведения и постоянные диеты на этом фоне и вовсе не в счет. Мы шли по одному и тому же пути, а вот его конец был разным – часть женщин превращалась в профессиональных красоток, помешанных на внешности, другая (я), устав от попыток соответствовать идеалу, бросала следить за собой: какой смысл, если все равно не угодишь?
Избыток женщин, дефицит мужчин, из‑за которого действительно хорошие люди всегда женаты, а другие, оставшиеся холостыми, даже будучи неухоженными и не слишком успешными, чувствуют себя привилегированными особями, ведут себя капризно и разборчиво. В Индии, густо населенной, темпераментной, горячей, мужской пол не был так требователен. Женщина!.. Волнующая, смеющаяся, в летящей юбке, с игриво вздернутой бровью! Женщина!.. Ее бедра, ее улыбка, ее запах!.. Мужчины выпячивали грудь, напрягали мускулы, помогали с сумками, делали комплименты, сверкали глазами. Даже понимая, что ими интересуются с точки зрения секса, девушки от внимания на глазах преображались: перебирались в платья, начинали краситься и пользоваться духами, они снова чувствовали себя желанными. Каждое усилие было отмечено восхищенными взглядами, ради этого хотелось стараться. В атмосфере общего обожания любовное приключение становилось практически неизбежным.
Мы вырулили на Tito’s Lain – центральную улицу Баги, на которой концентрировались все ночные заведения. Я открыла глаза и, словно «внезапно проснувшись», стала озираться. В отличие от Сани, которая уже посетила половину клубов, я была на Титосе впервые. Tito’s Lain сверкала огнями: каждый метр занимал если не бар, то клуб, если не клуб, то ювелирный. Здесь спускали деньги туристы и плясали выехавшие на каникулы индусы из других штатов, каблуки у девчонок были высокими, платья – вызывающими, а парни – накачанными и вспыльчивыми. У клубов стояла охрана, отгоняя индийскую бедноту, пялящуюся через перила на недоступное веселье.
Хуссейн придерживал меня за локоток, я же искала глазами Хабиба. Этот угрюмый молчаливый парень казался мне загадочным и привлекательным. Его уже с час как не было видно – выйдя с Маркета, он куда‑то исчез.
…Хабиб внезапно вынырнул из толпы, поигрывая ключами от байка, и подошел прямо ко мне.
– Поехали покатаемся?
В его глазах был вызов. Мы стояли окруженные плотной блестящей толпой среди потока скутеров, светящихся вывесок, винных бутылок в витринах и баров, гремевших музыкой. Royal Enfield был припаркован рядом – только повернуть ключ зажигания. Я на несколько секунд растерялась: а как же Хуссейн, Саня, остальные? Потом медленно кивнула. На глазах у изумленных приятелей мы сели на байк и плавно выехали с Титос‑лейн. Это было очень красиво: мужчина в кожанке, под ним спортивный мотоцикл и сзади девушка в непристойном платье.
[1] Почему так дорого? (англ.)
