Мадам Арабия
Студенты, общим счетом около десятка, и правда выглядели потрепанными жизнью. Я не высыпалась, пытаясь в одно и то же время ездить на уроки, делать домашние задания, участвовать в жизни Калахара Residency и изучать местную культуру. Утром я рано вставала в школу, после уроков ногами исследовала Пурим или Панджим, возвращаясь домой, готовила нам с Саней обед и ужин, а к ночи оживали арабы и наступало время тусовки. Я сидела над учебниками и наблюдала за плитой, в то время как по этажам бегали соседи, а Белка красилась и наряжалась, чтобы поехать в очередной клуб. Она перезнакомилась со всеми владельцами более‑менее престижных заведений, завсегдатаями и барменами. За необычную внешность и веселый нрав ее прямо‑таки обожали, бесплатно кормили и поили коктейлями. Саня уезжала на танцы к ночи, а возвращалась под утро, я просыпалась от стука двери и садилась на кровати, чтобы обсудить с ней новости. Остальные в группе также не жалели сил, тратя их на пляжи, бары и home‑party[1]. Хуссейна и Хабиба с момента нашего приезда в классе не видели совсем.
– Есть планы на выходные? – допытывалась у нас Рати. – Энни?
– Я бы хотела съездить на ферму специй… – промямлила я. Мы с Белкой слышали что в Южном Гоа есть плантация с пряностями, и собирались ее посетить.
– Да? Здорово! – Глаза у Рати загорелись. – Мои дети обожают это место! Давайте вместе поедем! Джамиля! Только девочки – ты, я и Энни!
Джамиля покачала головой; было непонятно, согласна она или нет. Урок закончился, мы, галдя, вывалились из класса. Было решено созвониться и решить, кто и во сколько выезжает на ферму. Но на плантацию мы так и не поехали. Заболел Хабиб.
О том, что Хабиб нездоров, я услышала несколько дней назад, когда мы с Хуссейном поехали в Панаджи за первой партией учебников. У моего лысого соседа была при себе бумажка с названием снадобья, мы заскочили в аптеку, но лекарство нам не продали, объяснив, что нужен рецепт. Чем именно болен Хабиб, было неизвестно, но к самому этому факту я отнеслась скептически, а к больному – без особого сострадания: конечно, курить столько травы и пить без передышки! Никакой организм не выдержит. Вряд ли что‑то серьезное. И вот вечером в пятницу после долгой дискуссии, куда отправиться – в кино или танцевать в клуб «Кейптаун» на Титосе, – Хуссейн спросил:
– Хочешь навестить Хабиба? Мы сначала в больницу поедем.
– Конечно, – сказала я растерянно. Я не знала, что он в больнице. Хабиб по‑прежнему был мне симпатичен, хотя чем ближе я его узнавала, тем сильнее разочаровывалась. Честно говоря, индийское лечебное заведение меня в тот момент заинтересовало больше, чем сам Хабиб.
Мы поехали толпой. Арабы – нация, которая все делает сообща: один куда‑то собрался – тут же возникает другой, третий, четвертый, и вот уже куда‑то несется полтора десятка шумных мужчин. Посещение больного друга – какое‑никакое, а развлечение, и по неписаным законам арабского общества все, кто имеет возможность, обязаны проведать знакомого, чтобы он не чувствовал себя брошенным. Я отметила, что этот обычай мне нравится: у русских, как правило, страдальца навещают только самые близкие, а у арабов едут все, и цель не только и не столько помочь, сколько продемонстрировать: ты не один, мы рядом. Собирались я и Хуссейн, а выбрались из Калахары две полные машины.
Мы приехали в большой hospital[2] на окраине Панаджи, припарковались во дворе и толпой вошли в огромный стеклянный холл с белыми стенами, на которых были принты «health»[3] и «happiness»[4]. Было довольно поздно. Длинные коридоры с люминесцентными лампами, аккуратно и, не считая нас, безлюдно. Я поежилась.
– Боюсь этого места, – пожаловалась Хуссейну.
– Я тоже, – сказал он и взял меня за руку. Было неуютно, даже страшновато, и я не отняла ладонь.
Табличка «Emergency»[5] на входе в отсек, куда мы зашли, раздельные боксы, занавешенные шторами, – все это буквально сбило меня с ног. Я была уверена, что Хабиб ходит и курит, что ему нужно забросить еды и сигарет и развлечь болтовней. Хабиб лежал на койке, прикрытый тонким синим одеялом. На лице тканевая маска, на руке установлен катетер, от которого идет трубка к капельнице. На соседних столах – приборы, мониторы, иглы и вата. Он сильно осунулся, словно высох, и казался невозможно маленьким и беззащитным.
– Эй, мы здесь!
Последующая сцена могла выжать слезы из кого угодно. Парни окружили Хабиба, стали целовать и обнимать, болтая по‑арабски, тормошить, подшучивать. Я присела на койку, положила ему руку на плечо:
– Привет. Как ты?
Новости были так себе. Четыре дня назад Хабиб впервые почувствовал сильные боли в животе, но поездку в больницу откладывал. Когда наконец решился, в одном месте не было врача, в другом не приняли, и это задержало госпитализацию еще на некоторое время. Состоявшийся наконец‑то осмотр показал, что начали выходить камни из почек, один застрял в протоке и закупорил выход мочи. В клинике Хабибу дали препараты, поставили капельницу, и теперь все ждали доктора. Его вызвали сверхурочно – пятница, вечер, все специалисты по домам.
– Джамал со мной с самого утра, он не ел, не спал. Хороший друг, – улыбнулся Хабиб.
Джамал смущенно завертелся, пожал плечами – что такого! – и побежал куда‑то звонить.
Подошла сердитая медсестра:
– Вас слишком много. Возле больного можно находиться только одному человеку, остальные выйдите, пожалуйста!
Мы высыпали во внутренний двор, где стояли в ряд машины скорой помощи. Парни закурили, обсуждая что‑то на своем языке. Хуссейн, остававшийся с Хабибом, появился через несколько минут.
– Мне можно туда? – спросила я. – Я хочу посидеть с ним.
Мы вернулись в блок. Хабиб сидел на кровати, в больнице он растерял всю свою брутальность и казался добрым напуганным ребенком. Я в неожиданном приливе чувств приобняла его.
– Ох, не хочу оставлять тебя в этом месте…
– Оставайся со мной, – улыбнулся он.
– Да. Оставайся с ним, я поеду и куплю ему что‑нибудь поесть. – Хуссейн направился к выходу.
[1] Домашняя вечеринка (англ.).
[2] Больница (англ.).
[3] Здоровье (англ.).
[4] Счастье (англ.).
[5] Скорая помощь (англ.).
