Мадам Арабия
Вырулив в поля, Брама вел минут пятнадцать, после чего мы миновали табличку «Village Panchayat Khalakhara» и въехали в мирную, чистую деревню. Брама свернул в глубь квартала, и мы оказались в месте, которое не рассчитывали увидеть в Индии: живописная улица, по обеим сторонам гордо стоят дома с балконами и крышами‑площадками, на которых установлены солнечные батареи. Строения окружены ухоженными двориками, где растет аккуратно подстриженная трава и работают веерные поливалки, с наружной стороны заборов радуют глаз пальмы и цветущие красным и розовым гибискусы. Калахару индусы гордо называли «индийским Майами». Когда Брама притормозил у высокого красноватого каменного забора с надписью «Happy Residency», мы в глубине души чувствовали: это наш дом.
Мы поселились в маленькой студии на третьем этаже. Большую часть жилого пространства занимала двуспальная кровать с тумбочками по бокам, в углу стоял платяной шкаф, и рядом с ним – туалетный столик с зеркалом и выдвижным ящиком. Два окна с витыми решетками и плотными шторами смотрели в тихий, заросший травой двор, по которому время от времени стайками прокрадывались странные длиннохвостые зверьки. Вдали за пальмами виднелась церковь, в часы молитвы оттуда доносился звон. В ванной комнате под потолком открывалось окошко, через которое внутрь просовывались зеленые листья. По утрам в эту форточку проникали птичий щебет и первые лучи солнца, освещавшие светлые стены душа. Полы, подоконники и столешница в студии, как и во всем доме, были каменными и приятно холодили тело в жару.
– Постельное белье на кровати есть, вот пульт от кондиционера, я дам плитку и посуду на первое время, – обстоятельно разъяснял домоправитель Кристиан, высокий индус средних лет с темным, огрубевшим от загара лицом. – Наверху никто не живет, там крыша, можно загорать, но будьте осторожны, закрывайте дверь изнутри на замок. В доме живут арабы, они шумные и назойливые, если что – жалуйтесь, и я их выселю.
Так мы впервые услышали слово «арабы» и сразу получили намек на то, что водиться с ними небезопасно. Мы уже были порядком помяты индийской реальностью и поэтому искренне собирались жить как можно тише. Худой парнишка‑клинер[1], филиппинец Адриан, принес из подсобки под лестницей обеденный стол, конфорку, кастрюли и пару гнутых вилок. Кристиан дал пароль от вайфая, взял сто долларов за полмесяца (рупий по‑прежнему было не достать) и ушел, а мы начали раскладывать вещи по полкам.
В первые дни мы покидали комнату лишь по хозяйственным надобностям. В пустую квартиру требовалось все – полотенца, шампуни, коврики, бытовая химия. Сосед, русский программист Рома, посоветовал отправляться за крупными покупками в Мапсу. Мы с Белкой выходили на улицу Калахары к остановке, которая была отмечена панно, сложенным из цветных плиточек. Оно изображало индийскую девушку, несущую на голове кувшин. Когда вдали появлялся автобус, мы выскакивали на дорогу прямо у него под носом и бешено махали руками, иначе его было не остановить. Автобус до Мапсы ехал минут семь – десять: заправка, ряд магазинчиков с хозяйственными мелочами, круговой съезд, розово‑белый индийский храм с алтарем, позолотой и цветами (изнутри постройки доносились песнопения) и, наконец, автостанция, с который мы шли либо на рынок, либо гулять по улицам. Каждый квадратный метр города был занят мелкими лавками, продававшими хлеб, завернутый в газету и перевязанный бечевкой, офисами Bank of India[2], farmacy[3], кондитерскими, магазинами связи и автозапчастей – буквально все можно было купить на одном пятачке, но мы тратили часы, рассматривая вывески и товары, на которых стоял фабричный знак MRP – mахimum retail price. Его наличие и цифры рядом означали, что продавец не может продать продукт в своей лавке дороже, чем за указанную сумму, – полезнейшее введение в условиях постоянного задирания цен. К полудню воздух вокруг раскалялся, лучи становились прямыми, и под ними я и Саня не шагали, а ползали, перемещаясь из тени в тень. Тротуары в Мапсе были из ломанного асфальта и бетонных блоков, по ним приходилось не ходить, а прыгать, и, нагрузившись домашним скарбом, мы возвращались домой еле живыми и подолгу валялись под кондиционером, приходя в себя. Нам стало понятно, почему при аренде жилья его наличие было важнейшим пунктом.
Прилетев в Индию, по сути на море, мы обнаружили, что до него не так‑то просто добраться. Ездить на побережье общественным транспортом оказалось сущим мучением. От Калахары до ближайших пляжей – Калангута, Кандолима и Баги – десяток километров, причем сначала нужно трястись в басе, потом идти по уже знакомой длинной улице Калангута, чтобы в конце свернуть через засыпанные мусором кусты на берег. Береговая зона была замусорена больше остальных: и индусы, и туристы ели, курили, пили и бросали отходы прямо на землю. Почему? У индийцев, предполагалось, это было связано со старыми привычками: они веками ели с листьев, которые после трапезы кидали на землю. Перейдя на пластик, местные никак не могли перестроиться, делая то, что у них было в крови. У туристов было другое оправдание: видя, что горка отходов уже лежит, они без зазрения совести ее увеличивали. Почему нет, если все так делают? Правительство штата пыталось бороться, устанавливая урны и мусорные контейнеры, но они были далеко друг от друга, их не хватало, и кучки все равно вырастали в самых неожиданных местах. На пляже это было особенно больно видеть: после прилива мелкий песок сплошь покрывался битым стеклом и пластиковыми пакетами. Отыскав более‑менее свободное место, мы с Белкой устраивались на полотенцах, но и тут не находили покоя. Белая девушка – лакомая приманка для праздношатающихся местных, которые подходили один за другим, спрашивая: «Selfee, madam?» Поначалу мы соглашались и покладисто улыбались в объектив, потом узнали, что фото демонстрируются друзьям с пояснением «это моя подружка». Страдали от непрошенного внимания не только мы, а все женщины европейской внешности, иногда даже те, кто сидел со своими молодыми людьми.
Выбраться с пляжа, попав на него, тоже было непросто. Общественный транспорт в Гоа ходит до семи вечера, затем солнце садится, стремительно темнеет, и на дорогах остаются одни такси, частные авто и скутеры. Как‑то, любуясь на закат, мы с Белкой упустили последний автобус, и теперь нам предстояло идти до дома пешком семь километров. Находившись за эти дни досыта, мы хорошо представляли, что предстоит. Две девушки на трассе, ночью, одни!.. Я споткнулась о еле заметный в потемках бордюр, застонала от плохих предчувствий, и слева резко затормозил байк.
– Hi, girls. – Африканец в блестящих очках, цепях и заклепках, на новеньком скутере, был лучезарен. – Let’s go to the party![4]
– Мы не можем на пати… – мрачно процедила сквозь зубы Саня. Она не говорила по‑английски, но это слово знала наизусть. – Нам на рынок надо, за продуктами!
Я перевела. Темнокожий оживился:
– Так садитесь, довезу!
[1] Уборщик.
[2] Главный национальный банк.
[3] Аптека (англ.).
[4] Привет, девчонки! Пойдем на вечеринку! (англ.)
