Миры победителей 1.0

– Сумасшедший! Тебя съедят! Или сделают одним из «темных». Не ходи, останься!

– Но… Только так я узнаю, кто я и где мой отец.

– Не надо туда ходить. Там этой нечисти целая орава, да мимо этого дома мужики втроем боятся пройти, а ты – один!..

– Нисте, – Мартин сел рядом с девушкой, – я должен пойти. Не сегодня так завтра, не завтра так послезавтра. Так зачем тянуть? Еще влюбишься в меня, тогда точно не отпустишь.

– Я? В тебя?! – Нисте вспыхнула и отвернулась.

– Ну да. Как я в тебя, например.

– Ты что, серьезно? – повернулась обратно.

– Куда уж серьезнее, красавица моя.

– Ах, ну зачем тебе туда ходить?

– Надо. Расскажи, обещаю, что вернусь.

– Да что рассказывать. От рынка первая улица направо. Самый большой дом на ней и есть. Там еще ворота кованые.

– Спасибо, милая, – Мартин быстро поцеловал ее в щеку.

– Не ходи, – с рыданием Нисте повернулась к нему и, обняв за шею крепко поцеловала в губы.

Обретя способность дышать и говорить, Мартин сказал:

– Пойду. Но теперь точно вернусь.

 

Нисте провожала его у дверей постоялого двора.

– Береги себя. Если что, не геройствуй, беги к людям, беги к кузнецу, они его бояться.

– Хорошо, милая, буду беречь себя изо всех сил. Ну, я пошел. Поцелуй меня еще раз для храбрости.

 

Ночь стояла тихая и ясная. Трещали цикады, звезды и прибывающий месяц хорошо освещали улицы. Кое‑где горели окна, так что Мартин без труда добрался до рыночной площади, а от нее и до дома Барона. Все окна были черными, во дворе темно. Только у ворот его ждала женщина в темном плаще с капюшоном и с тусклым факелом в руке, при его появлении она улыбнулась. В неверном свете пламени Мартину показалось, что на ее подбородке запеклась струйка крови, а во рту скрываются большие желтые клыки. Женщина без лишних слов открыла калитку, которая не издав ни звука тихо распахнулась, и впустила Мартина во двор. Дом, насколько это было видно ночью, сохранился хорошо, сад выглядел ухоженным. Мартин последовал за женщиной, которая быстро провела его к черному входу в дом и, открыв ему дверь, осталась снаружи.

В темной прихожей Мартина встречал звероподобный громила выше него на голову. Молча обыскав Мартина, он указал на сумку. Мартин достал из нее бутылку с кровью, бутылку вина, найденную в погребе и письмо от матери. Все остальные вещи и деньги он оставил Нисте.

Удовлетворенный осмотром, демон открыл вторую дверь и жестом приказал Мартину входить.

В следующей комнате было сравнительно светло: на стенах и под потолком висели светящиеся шары холодного белого цвета. Из‑за угла вылетела большая летучая мышь и покружив вокруг Мартина направилась вдоль по коридору. Больше никого видно не было и Мартин последовал за крылатой проводницей. Вскоре мышь привела его к большим дубовым дверям и уселась на косяк. Потянув за ручку, Мартин с трудом приоткрыл тяжелую дверь достаточно, чтобы протиснуться внутрь. За дверью был просторный зал, в центре был накрыт стол, за столом уже сидело с десяток самых разнообразных существ. Во главе стола на высоком резном стуле – или это был трон? – сидела немолодая полная женщина в черном платье, подчеркивающем ее бледность.

– Заходи смелее, человек. Не часто к нам заходят так запросто, – сидящие за столом существа неприятно засмеялись, каждый на свой манер. – Так неужели у нас не достанет гостеприимства, чтобы пригласить смельчака за стол? – Голос у Большой Омили был приятным, хотя, на вкус Мартина, чересчур громким.

– Сочту за честь, – Мартин не спеша направился к столу. Из‑под стола вылезли два чертенка вроде тех, зарубленных им и, отодвинув стул, стоящий ровно напротив Большой Омили, снова скрылись под столом. Как бы не погрызли его сапоги, пока он будет играть в дипломатию!

Когда Мартин сел, Омили снова обратилась к нему:

– Как звать нашего смелого гостя? И с чем он пожаловал к старой Омили?

– Зовут меня Мартин… и это, увы, почти все, что я о себе знаю. А пришел я потому, что в письме, которое я нашел в сумке, придя в себя, моя матушка наставляет меня обратиться к моей тетушке Омили, из города Хемпсерта, чтобы спросить у нее совета в поисках потерянного отца.

– Так ты думаешь, я могу оказаться твоей теткой? – твари снова захохотали. Вблизи их смех выглядел – и звучал – еще противнее.

– Я не знаю, верить ли письму, но так там написано. А вы, похоже, единственная Омили, оставшаяся в Хемпсерте.

– Ты умеешь читать, что же, может статься, твое происхождение и не столь низкое, как кажется. Не прихватил ли ты то письмо с собой?

– Вот оно, – Мартин потянулся было за сумкой, но ее уже утащил один из чертей, сидящих под столом. Мартин поджал ноги под стул.

Через мгновение черт высунулся рядом с Большой Омили и передал ей сумку Мартина.

– Мои друзья не привыкли церемониться, не сердись, дорогой гость. Я посмотрю, что ты принес, если не возражаешь.

– Да, конечно…

– Можешь пока отведать наших кушаний…

– Спасибо, я только встал из‑за стола.

– Как знаешь, – Большая Омили достала одну за другой бутылки, рассмотрела с видом знатока вино, ухмыльнулась, понюхав бутылку с кровью. Потом достала письмо. – Как знаешь, – повторила Омили, читая письмо. Прочтя его, она внимательно осмотрела бумагу, понюхала, посмотрела на оборот. Задумалась.

– Так ты говоришь, что ничего о себе не помнишь?

– Ровным счетом ничего.

– Никаких воспоминаний детства? Какие‑нибудь образы? Может сны?

– Я сплю без сновидений, госпожа.

– Жаль. Подойди‑ка сюда, Мартин.

Мартин быстро встал, не дожидаясь, пока его утащат под стол шустрые черти, и подошел к Большой Омили. С минуту они друг друга разглядывали, пока соседи Мартина по столу повскакивали со своих мест и тоже с нарочитым интересом разглядывали его, выпучив глаза и свесив языки. Омили выглядела пожилой знатной дамой с характером, умной, но своенравной. Красные глаза ее особо не портили, а бледность кожи можно было списать на особенности освещения или затворнический образ жизни.