Мой любимый вожатый

Так вот за что ей сделали выговор! А я‑то думала, меня за внешний вид отчитывают…

– Откуда вы знаете? – вместо пустых извинений уронила я и чуть прищурилась.

По группе фотографов пробежала волна сдавленных смешков. Даже Надежда Викторовна не сдержала улыбку и поделилась:

– По всему лагерю стоят камеры. Поэтому в следующий раз, будь добра, не пытайся перелезать через ограды или делать подкопы. Для купания есть специальный пляж и расписание. Все ясно?

Я с самым унылым видом кивнула и опустила голову. Камера, висевшая на широком ремешке на шее, почему‑то показалась неимоверно тяжелой, словно я тащила на себе камень, который тянул ко дну и меня, и мою репутацию.

Хотя очевидно, что выгонять меня не собираются. Пока что.

Однако Надежда Викторовна отпускать меня не спешила. Выговор не окончен. Давно я не ощущала себя куском мяса, который бросили изголодавшемуся псу… Собравшись с силами, я встретила холодный взгляд руководительницы.

– Ну а форма, Яна? – вопросила Надежда Викторовна тем самым учительским тоном, который заставляет думать, что ты подвел весь мир. Я будто снова очутилась в школе, где так любили отчитывать за внешний вид.

– Я хотела переодеться, – вступилась сама за себя, устав смиренно молчать. Лучше сказать так, как есть, отстреляться по‑быстрому и закончить радовать народ показательным позором. – Штаб был закрыт. Ключи забыла. Пришла на мероприятие как смогла.

В холле повисло тяжелое молчание, но я чувствовала, что поступила правильно. Боковым зрением заметила, как несколько человек растворились в коридоре, потеряв к происходящей перепалке интерес.

– Ну хоть пришла, не опоздала. Уже хорошо, – внезапно успокоившись, заключила Надежда Викторовна и устало сжала пальцами переносицу. – На первый раз ты прощена, но имей в виду, Яна, правила существуют не для того, чтобы их нарушали. А бойцовку лучше как можно скорее верни хозяину. Если, конечно, не хочешь, чтобы твой спаситель тоже получил выговор.

Ее слова меня удивили, но виду я не подала и переспрашивать не стала. Понятливо кивнула и направилась по коридору к своей комнате. Старалась не глазеть по сторонам и не сталкиваться ни с кем из коллег. Сейчас явно не лучшее время для налаживания контактов – всем нужно остыть. Мне особенно.

В груди кипело, кровь бурлила, и я сама не понимала, в чем причина смятения. В том, что меня прилюдно отругали как нашкодившую девчонку? Или потому, что меня смутили слова Надежды Викторовны о «спасителе»?

Сама того не замечая, чуть ссутулилась, шаг стал шире и тяжелее. Пусть тот парень сильно выручил меня, но осадок от встречи остался гадкий. Мы с ним даже не знакомы, а он уже позволил себе разговаривать со мной сквозь зубы.

От одного воспоминания о ледяном взгляде пронзительно‑зеленых глаз по коже проползли липкие мурашки, и меня передернуло. Губы сжались в напряженную линию, лоб пересекла мрачная вертикальная складка.

– И куда ты так грозно топаешь?

Из кабинета, в который сегодня заглядывала через приоткрытую дверь, показался долговязый широкоплечий парень. Напоровшись на мой колючий взгляд, он почему‑то улыбнулся и привалился к косяку, заигрывая:

– Зайдешь? Познакомимся?

Его открытая улыбка заставила остановиться, однако смелость коллеги меня не подкупила. Легко быть героем один на один, но я видела этого парня в толпе зевак. Он был одним из тех, кто молчал в первых рядах.

– У меня дела, – отозвалась сухо и моментально потеряла к разговору интерес.

– Какие же? – крикнул он мне в спину, и подумалось, что парень потешается надо мной.

Отчитываться не посчитала нужным. Дошла до конца коридора, отворила замок и с красноречивым хлопком закрыла за собой дверь в комнату.

 

* * *

 

Оставшись наедине с собой, я первым делом переоделась. Мокрые вещи повесила сушиться на изножье кровати, а бойцовку незнакомца просто оставила на видном месте. Завтра сразу после завтрака пойду фотографировать отряды и прихвачу чужую куртку с собой. Во время съемки все равно придется обойти все корпуса «Чаек», вот заодно и найду хозяина. Это не составит труда – лицо того парня я хорошо запомнила.

Я покосилась на фотоаппарат, что лежал на столе, и нахмурилась. Мало того что хорошо запомнила, я его еще и сфотографировала.

Первым порывом было удалить случайный кадр. Не хотелось бы, чтобы кто‑то увидел фотографию вожатого, когда буду сбрасывать в кабинете снимки на рабочий компьютер. Еще подумают, что запала на него, и тогда чужую бойцовку мне будут припоминать до конца смены.

Глупая мысль, но на эмоциях решение стереть случайную фотку казалось самым правильным. Потому схватила камеру, рухнула с ней в кресло и принялась листать галерею в поисках злосчастного изображения.

Едва нужный кадр появился на небольшом экране, меня тут же обдало холодком. Как бы ни хотелось отрицать, а снимок получился одним из лучших – эмоции, пусть и не самые теплые, сквозили в каждом пикселе. Вдобавок мой спаситель оказался крайне фотогеничным.

Я долго всматривалась в фотографию и не могла выбросить из головы мысль, что подобный снимок вполне бы мог появиться на обложке какого‑нибудь модного журнала или стать неплохой рекламой мужского парфюма. Эстеты бы оценили красивые черты лица, ровный загар и яркие, сверкающие холодным зеленым пламенем глаза, которые вдыхали в снимок жизнь и заставляли вглядываться в него. Даже злой прищур и выдающийся острый нос не казались недостатками. Наоборот, они придавали облику естественность и особое очарование.

Я резко мотнула головой, отгоняя странное наваждение. Со мной такое бывает, особенно во время обработки – заглядываюсь на снимки, любуюсь ими и совсем забываю, что недостатки нужно ретушировать, а не восхищаться ими.

Веснушки, родинки, щербинки между зубов, морщинки от улыбки, родимые пятна, горбинки на носу…

Люди стремятся спрятать эти вещи, часто считая их своими минусами. Они стесняются себя и пытаются скрыться за косметикой, ретушью, операциями. Но никто даже не задумывается, что другой разрез глаз или цвет кожи не уродство, а изюминка. То, что выделяет из толпы, делает ни на кого непохожим.

С горечью я снова взглянула на горящий экранчик фотоаппарата и тяжело вздохнула. Не поднимется у меня рука удалить этот кадр.

Потому что он отличается от других. Потому что он дышит жизнью, бурлит эмоциями, пусть и не самыми светлыми. Потому что на этой картинке видно – красота идеальна только тогда, когда мы отказываемся считать нашу уникальность недостатком.

– Надеюсь, я не пожалею об этом, – сдаваясь, выдохнула я и, так и не удалив фотографию, отключила камеру.

 

* * *

– Все‑таки пришла знакомиться? – В кабинете с рабочими компьютерами меня поджидал тот самый парень, с которым не так давно пересеклась в коридоре.