Мой палач. Реквием
Оказавшись ближе, не могу удержаться и вдыхаю его запах, от которого тут же приятно тянет в животе. Даже больно немного. Он мой личный наркотик, запретный и дикий, убивающий и воскрешающий одновременно!
Случайно руку протягиваю, и мы соприкасаемся пальцами с Бесом. Мои, как всегда, ледяные и его – горячие, точно пламя.
– Прости, я случайно это…
– Не извиняйся. Можешь касаться меня, Ась. Где хочешь и как хочешь, – басит Тимур, а я чувствую, что соскучилась. Безумно просто, но и первый шаг сделать боюсь.
Внезапно загорается ночник, Бес поднимается с кровати и опускает ноги на пол. Голову склоняет, опершись руками на колени. Я же подтягиваю к себе ноги и на спину его широкую смотрю. Не понимаю, что такое, все же было… нормально.
Бес очень тяжело дышит. Весь какой‑то напряженный, как из камня высечен. Его стальные мышцы то и дело бугрятся под бронзовой кожей.
– Тимур… что с тобой?
– Ничего. Спи давай.
– А ты?
Молчит, все так же дышит тяжело, как зверь раненый, а я невольно взгляд на шрамы его бросаю. Пулевые, навылет. Пусть он и сам в себя стрелял, но так ранить себя ради меня?
Что в его голове творится, сама не знаю, однако хочу помочь ему. Нам помочь.
Выбираюсь из своего кокона и к мужчине вплотную подлезаю. Да, мне страшно касаться своего палача, но я хочу попробовать. Если в пепел рассыплюсь – ничего, я просто… хочу огня коснуться.
Осторожно ладони протягиваю и к спине Тимура прикасаюсь, проходясь пальцами по стальным мышцам. Он молчит, сидит напряженный, как камень. Не двигается, и я смелею.
Я хочу его коснуться. Еще ближе, больше, ласковее. Бес нравится мне и всегда нравился, поэтому я осторожно прикасаюсь губами к его плечам, снова ощущая приятное напряжение в животе. Один легкий поцелуй, второй, третий…
– Хватит, стой. Не надо, Ась! – как‑то резко чеканит Тимур, и я тут же прекращаю, пугаюсь его реакции.
– Извини, я…
Мужчина оборачивается и окидывает меня строгим взглядом.
– Ложись спать, не бойся ничего.
Тимур укрывает меня одеялом, тогда как у меня создается впечатление, что он просто прячет меня от себя или не может забыть свою ненависть. Кажется, нам нужно время. Больше, чем мы думали.
– Хорошо. Только рядом будь, ладно?
– Я здесь. Не уйду никуда. Я же обещал, что никогда тебя не оставлю.
Согласно киваю, после чего Тимур садится на кровать, спиной на изголовье опираясь, а я… пытаюсь на подушке умоститься, но в итоге все равно к нему на руки прилезаю. Я так привыкла спать, и мне так спокойно. Когда Бес рядом. Когда гладит меня по волосам.
Уткнувшись носом в торс палача, я засыпаю, стараясь не думать о том, что в любой момент он может снова надеть на меня ошейник, вырыть яму и закопать заживо. Я добровольно пришла к тому, кто меня ненавидел всю свою жизнь, и если что‑то пойдет не так, то шанса на спасение у меня точно не будет.
Живот постепенно начинает тянуть меньше, и я уж было думаю, что это месячные начинаются, однако, прикинув даты, понимаю, что у меня задержка, кажется, уже три недели.
Перевернувшись на бок, сонная, быстро отметеливаю эту мысль. Да быть не может. Конечно, нет…
***
Это оказывается намного сложнее, чем я изначально думал. Быть с Асей настоящим, без прикрас и масок, показывать себя такого, каким я на самом деле являюсь, и, конечно, видеть в ответ страх.
Ася боится меня. Может, не так не остро, как тогда в больнице криком кричала при виде меня, но все равно. Эти отголоски страха никуда не пропали, и это, блядь, в каждом ее жесте проявляется, хоть девочка и старается. Так сильно, что порой мне хочется просто крушить все вокруг.
Там в аэропорту я едва не свихнулся, снова ее увидев. Запыхавшаяся, вся в слезах, девчонка звала меня на весь чертов холл среди десятков камер. Я думал, что никогда ее больше не увижу. Я уже был готов к этому – отпустить ее, и тогда мотылек вытащила меня из этой прострации. Спасла, можно сказать, не позволила уехать, тогда как я сам уже был готов сдохнуть и, если честно, хотел этого.
Теперь же, оказавшись дома, Ася дико скованна и зажата, точно пружина, но я даю ей время. Хотя нет, вру, я себе даю время, чтобы все обдумать. Девчонка добровольно вернулась в мой дом, проглотила обиду, тогда как во мне два демона все еще беснуются.
Один белый. Полудохлый. Который скорее себя задавит голыми руками, чем ей навредит снова. А второй черный, злой, живучий! Толкающий меня в пропасть за предательство семьи, позволяющий ненавидеть само свое существо… предателя.
В этот первый вечер я не иду к мотыльку до последнего. Не могу просто. Знаю, какая сладкая девочка сидит у меня в спальне, бери и наслаждайся, но я права не имею ее коснуться. Не после всего, что сделал с ней, и особенно как. Насильно, больно, намеренно жестоко.
Теперь же даже пальцем тронуть Асю не могу, хотя сдыхаю. Сгораю уже от того, как сильно ее хочу!
Весь вечер сижу в кабинете, можно сказать, прячусь от мотылька, но все равно иду к ней, не выдерживаю. Мой черный демон кладет белого на лопатки, и я позволяю себе быть без масок, без этого сладкого эфира, в котором достаточно накупался за последние полгода.
Заметно уставшая, но такая лакомая Ася сидит на кровати и подскакивает, как только меня видит. Сегодня полдня ревела, сразу вижу по глазам. Снова из‑за меня, блядь, тогда как я уже слезы эти ее видеть не могу!
Слишком много дерьма она пережила, слишком на грани мы ходим, и больше всего на свете я боюсь, что этот страх ее никогда уже не пройдет, но, на удивление, Асе удается если не подавить, то хотя бы маскировать свой страх при виде меня.
Я тут же жалею, что приперся к ней сегодня. Хрупкая, как тростинка, миловидное лицо и длинные шелковистые волосы девочки создают ощущение, что я смотрю на нечто неземное. Еще и тряпку эту напялила в обтяжку, которая все ее изгибы тела подчеркивает, возбуждая меня просто за секунду.
Внизу все гореть начинает, когда вижу ее соски стоячие и грудь аккуратную через тонкую ткань. Осиная талия, округлые бедра и плоский живот так и манят прикоснуться, а я на месте стою. Не шевелюсь даже.
Ощущение такое, что просто с ума схожу, но притронуться к мотыльку не могу. Словно руки мои горят, боюсь снова сделать ей больно, и это, блядь, не проходит!