Музей открытых окон
Мы думаем, что это чувство нам неподвластно. Оно возникает когда захочет и уходит без разрешения. И эта бесконтрольность создает серьезный невроз. Благодаря средствам массовой информации любовь между мужчиной и женщиной возведена в ранг культа, без которого жизнь теряет смысл. А что же тогда в остальное время? Существование в режиме ожидания? Но такой способ жить – не плевок ли в лицо Создателю? Неужели он ТАК задумывал нашу жизнь – в вечной и неутолимой жажде наркотического наслаждения?
Пока есть отдельные существа, между которыми по каким‑то непонятным причинам возникает нечто третье, энергия… то, что мы привыкли называть ЛЮБОВЬЮ, и как бы втягивает их в себя, объединяя в единое целое, – вопрос всегда будет находиться в области неразрешимых уравнений. Такое понимание Любви – причина глубокого и постоянного невроза.
Но если вспомнить, что в мире есть единство, тогда у каждого существа должно быть еще большее по силе стремление, чем стремление к размножению, – потребность воссоединения со своим источником, своеобразная центробежная сила души. После воссоединения и начинается настоящая жизнь, новое рождение, воскрешение, в котором человек пропускает энергию источника через себя каждый момент времени. Эта центробежная сила души в нашей жизни проявляется как поиск счастья.
Любовь – это одна из главных качественных характеристик этого источника. И на самом деле единственной потребностью отдельного существа является стремление осознать иллюзорность его собственной отдельности, превзойти ее, победить. Это не значит, что вся остальная человеческая жизнь обесценивается или отрицается. Нет. Она просто занимает то место, которое ей на самом деле принадлежит по праву. Это место – следствия, а не причины.
В межчеловеческих отношениях мы хотим то, что они дать не могут просто потому, что каждое отдельное существо не является целым. А мы требуем в любви от партнера совершенства целого.
«Не сотвори себе кумира». Но влюбляясь, мы автоматически… подсознательно ставим любимого на место Бога. Что сразу же автоматически карается, просто потому, что противоречит законам мироздания. Именно поэтому многие боятся любить – и, запрещая себе это, действительно обретают в отношениях некое спокойное существование. Но действовать нужно не запрещением.
Это не мир – иллюзия, но сущность этого мира – иллюзия.
ВМ
Обратите внимание, что когда вы любите кого‑то, то вы не замечаете его личности. Он словно становится окном, через которое вы сливаетесь в единое чувство. Единое… – это ключевое слово. Это как раз и есть самая первая проекция просветления. Вот так растворяется ЭГО. Мы стремимся к процессу любви, потому что мы хотим смерти ЭГО, хотим забытия своей личности, от которого так устали. Но зачем использовать костыли в виде других людей? По форме ЭГО мы разные, но по сути мы – одно. Мы хотим познать прежде всего эту суть самих себя, и в этом и есть главная причина одержимости идеей любви в этом мире. Но проблема в том, что как, с одной стороны, любовь может быть первой понятной параллелью к Высшему, так, с другой, она порабощает, если забыть о главном. То есть если смотреть на любовь между мужчиной и женщиной сверху, то это хорошо. А если снизу – то плохо. Сверху – это имея в своем мировоззрении более высшую ступень понимания счастья. Любовь между мужчиной и женщиной – это вторичные отношения, которые могут быть гармоничны, только если есть первичная и устойчивая связь между личностью и Высшим, хотя бы на уровне мировоззрения. Когда есть понимание, что любовь одна, – это та самая ткань, на которой и развертывается исторический мираж существования. И она является сутью бытия, а во взаимоотношениях мы лишь материализуем, проявляем ее в действиях, словах, поступках. И то, как мы это делаем, есть мера нашей ответственности.
Сейчас я считаю лучшей формулировкой для определения любви следующую фразу:
«Любовь – это желание добра другому человеку».
Возможно, Вам может все показаться слишком сложным. Но это с одной стороны, это специфика самой темы разговора, а с другой – все же эта книга больше должна быть историей, чем каким‑то руководством или наставлением. Да и, к сожалению, в нашем языке очень мало слов для обозначения жизни души. Лишь сакральные языки, например латынь или санскрит, имели в своем арсенале достаточно инструментов, чтобы описывать это. Именно по этой причине принято о внутренней жизни говорить аллегорически, что, в свою очередь, часто приводит к замещению смысла с сакрального на буквальный.
Если у вас при чтении книги возникает ощущение «выключения ума», когда слова рассыпаются в предложении, словно порванная нитка бисера, – это тоже хорошо. Значит, вы в какой‑то степени возвысились над ним. Это те мгновения, когда можно прикоснуться к тому, что в Вас самих есть помимо череды внутреннего диалога, размышлений, которые больше мотивированы попыткой контролировать эту жизнь, чем, доверившись, познать ее. В эти моменты, похожие для ума на острие бритвы, порадуйтесь. Неизведанное всегда таит как минимум что‑то новое, а новое всегда интересно. А познанное, хоть и безопасно – но зачастую скучно.
Vita contemplativa
В дополнение к индивидуальным занятиям Игорь организовывал общие созерцания и совместные поездки на природу.
Словом «созерцание» часто переводят слово εωρία, означающее «умозрение» или «сосредоточение души на надумных тайнах» (Феофан Затворник), а также англ. contemplation, под которым понимается состояние после получения информации, когда происходит эффект остановки мысли, «одномоментное схватывание», инсайт. При переводах классических текстов родилось понятие «жизнь созерцательная» (лат. vita contemplativa), противоположное по смыслу «жизни деятельной» (лат. vita activa). Термин «созерцание» часто встречается в христианской традиции.
Мы собирались у Игоря в той же комнате, где проходили индивидуальные занятия. Все рассаживались на маленьких подушечках, опираясь на стены по периметру комнаты. После созерцания прямо на полу стелили скатерть, на которую раскладывали печенье, пироги – кто что принес с собой. Мы пили чай, шутили и смеялись. Это было очень душевно.
Созерцание только внешне похоже на медитацию. Это практика внутреннего замирания и наблюдения, которое проводилось с целью обнаружения той части себя, того мистического внутреннего органа, который видит, осознает и фиксирует все мигающие в уме мыслеобразы. Кстати, на сегодняшний день ученые в области изучения деятельности мозга так и не смогли определить, где же находится то самое пресловутое «Я». Поэтому утверждение о том, что все мы живем в мире отдельных разумных существ с точки зрения мозга, – такая же бездоказательная аксиома, такой же вопрос веры, как и то, что мы живем в мире, где есть единое поле сознания.
Под медитацией я сама для себя определила какое‑то вполне конкретное внутреннее деланье, в отличие от созерцания в его чистом виде – практики внутреннего «неделанья». Разъяснить этот термин более подробно требует от меня его затасканность. Он стал настолько широким, что перестал вообще что‑либо значить.