На изломе. Роман, повесть, рассказ
Но сразу после смены Женя почувствовал в себе прилив сил и энергии. Так часто бывает, порой ещё и в наряд не заступил, а только на вечерней поверке выкрикнули твою фамилию, как тело до самых кончиков пальцев уже наполняется томительной усталостью, веки наливаются свинцом, голова кружится в предчувствии бессонной ночи и тяжелого труда. Перед глазами в мгновение пробегают служебные процедуры от развода до самой смены. Но вот когда последние минуты наряда позади, приходит долгожданное облегчение, словно тяжёлый груз падает с плеч.
В расположении его уже поджидал Каширин.
– Сдал наряд, – осведомился он.
– Сдал.
– Всё нормально? Кто принял?
– Федосеев. Всё нормально. Устал немного.
– Женя, ты мне сегодня нужен.
– Что ты задумал?
– Я познакомился с двумя симпатичными подружками. Девчонки – класс! Как раз в твоём вкусе, – убедительно продолжал Каширин. – Ножки у них обалденные. Дома печенье, варенье, конфеты. Ты как? Не сходишь со мной?
Женя вздохнул с облегчением: предложение Каширина не предвещало ничего плохого, а учитывая возможность хотя бы на некоторое время почувствовать домашнее тепло, звучало даже заманчиво.
– Можно сходить.
Володя обрадованно проговорил:
– Давай тогда после ужина сразу к ним. Ты увольнительную взял?
– Взял.
В курсантской столовой в дни увольнения народу было мало. Местные старались быстрее уйти домой и на ужин не оставались. Те, кто завёл девчонок тоже. Было время, когда курсанты дни и ночи сидели за учебниками, и на что‑то большее им не хватало времени. Они ещё не умели быстро наводить порядок на территории и в казарме, укладываться в нормативы по физической подготовке, следить за своим внешним видом, да ещё и успевать в учёбе. Кое‑кто, чтобы поспать часок‑другой, даже отказывался от выхода в город. «Без вины виноватые», – так говорили старшие про первокурсников. Самыми тяжёлыми были наряды по столовой, один вид тысяч тарелок, мисок, бачков, заполнявших после обеда прямоугольную, отдававшую сыростью посудомоечную комнату с двумя большими ваннами, сразу же вызывал полуобморочное состояние. Гражданский человек, если бы заглянул к ним в этот момент, наверняка сказал бы, что помыть такое количество посуды просто невозможно. Перед этим им предстояло почистить за ночь пару десятков мешков с картофелем. После обеда двухсотлитровые металлические бочки, наполненные жидкими пищевыми отходами, они поднимали на руках в бортовой ГАЗ‑66. Бывало, что те опрокидывались на головы. Перед завтраком обедом и ужином надо было сервировать десятки столов. Много ещё чего надо было…
Хотя у наряда по столовой имелось преимущество – наесться, как говорится, «от пуза». И одна из армейских истин, что: «до обеда курсант борется с голодом, а после обеда со сном», на время этого наряда была не так актуальна. Но шло время, и такие жизненные аксиомы, как: «всякая кривая вокруг начальства, всегда короче прямой, проходящей рядом с ним», «никогда не спорь с поваром – добавки всё равно не даст», «не спеши выполнить один приказ, потому что обязательно последует другой, который его отменяет», с каждым днём службы и учёбы подтверждались на собственном опыте. Второй курс из‑за большого количества экзаменов и зачётов по общеобразовательной подготовке судили по другому выражению: «приказано выжить». Для Жени и его приятелей, и этот учебный год подходил к концу. Впереди был третий курс – «весёлые ребята».
Каширин захватил в столовую двести граммов сливочного масла, купленного в курсантской чайной, и полулитровую стеклянную банку с малиновым вареньем. Вместе со сгущённым молоком, которое выдавали им ежедневно в начале второго курса перед сдачей проверки по физической подготовке, эти кушанья считались редким деликатесом. Варенье было Женино и находилось на хранение у Каширина. Два месяца назад он написал домой, что очень хочется чего‑нибудь домашнего. Мать с отцом расстарались и прислали ему большую посылку. Когда Женя нёс её в расположение, его заметил кто‑то из первого взвода. Едва он открыл крышку фанерного ящичка, намереваясь переложить содержимое в прикроватную тумбочку, как его окружили собратья по роте. Две трети посылки тут же растворилось в их загребущих руках. На его счастье появился Каширин. Вдвоём они сумели кое‑что отбить для себя. Всё это время Володя хранил варенье в своей тумбочке. Несмотря на многочисленные проверки, он сумел сберечь его для друзей. Довольный собой Каширин вывалил из промасленной бумаги в глубокую фаянсовую тарелку масло и поставил на стол банку варенья. За столом они сидели вчетвером: Володя, Сергей Гребенюк, Женя и Валера. На Женю пахнуло запахом родного дома.
– Молодец, – похвалил Каширина Валерка.
– Хорошо бы через день по банке варенья съедать, – проронил Сергей.
– Сахарный диабет будет, – заметил Валерка. – Да и столько варенья откуда взять…
Женя сбегал в раздаточную и принёс наполненный до краёв горячий чайник. Лера выпросил в хлеборезке буханку свежего белого хлеба, а по пути успел получить разрешение у остававшегося за старшину роты сержанта из первого взвода, возвращаться им в казарму самостоятельно. Все, кто остался в роте и не пошёл в увольнение, под командой Гаврилюка, вышли из столовой. Володя проворчал:
– Теперь лишь бы дежурный по училищу не появился.
И словно напророчил. Валерка только успел спрятать под стол тарелку со сливочным маслом и банку с вареньем, как перед ними возник майор Субботин с красной повязкой на рукаве.
– Почему не ужинали с ротой? – строго спросил он.
Последовало секундное замешательство. Валера, изобразив плаксивую физиономию, жалобным голоском пропищал:
– Нам масло не досталось.
Дежурный сочувственно кивнул и отошёл. Через минуту, во время которой они следили за его действиями и решали, какие шаги предпринимать дальше и когда приступать к поеданию варенья, майор принёс им блюдечко с четырьмя кусочками сливочного масла.
– Ешьте, ребята.
– Спасибо, товарищ майор, – сказал, благодарно улыбаясь, Валера. От явного обмана у Жени и Сергея покраснели щёки. Но и они пробурчали:
– Спасибо.
Дежурный ушёл. В столовую залетел Гена Байрашев с первого взвода.
– Ребята, что рота уже ушла? Где первый взвод?
– Да если бы ты не пришел, мы бы не знали, где и ты был! – бросил ему Лера.
– Я в училищном спортзале задержался. Жрать хочется, мужики? – вымолвил Гена, с жадностью глядя, на их по курсантским меркам обильно сервированный стол. Гена был членом сборной училища по боксу и иногда тренировался в спортивном зале училища, а не в роте.