Найди свой бриллиант

В середине июля 2016 года Насте позвонила Ирина Сергеевна. Кто бы знал, с каким нетерпением Настя ждала этого звонка. Сама она так и не решилась набрать номер, напечатанный на визитке. Она по десять раз в день то брала этот кусочек картона в руки, то откладывала, уговаривая себя подождать «ну ещё капельку», ведь неудобно же беспокоить и без её дурацких проблем занятого человека. И вот звонок и предложение прийти в архив.

– Знаешь, девочка, тебе, наверное, очень везёт в жизни, – сказала Ирина Сергеевна, встретив Настю около своей стойки.

Настя о себе такого сказать не могла, но возражать не стала.

– Я всё думала, как тебе помочь. Не скрою, думала и о том, что я лезу в абсолютнейшую авантюру, что поддалась твоим эмоциям и вообще совсем с ума сошла. Но мне ещё всё время казалось, что где‑то я видела упоминание о такой броши. И не в беллетристике какой‑нибудь, а в самых настоящих документах…

Насте очень хотелось поторопить «Мирей Матьё» с рассказом, но она проявляла завидное терпение.

– И знаешь, – архивариус, кажется, решила перейти к сути дела, – помогла чистая случайность. Одна из моих коллег пишет диссертацию. Толком не знаю, как она там называется, но как‑то связана с историей банковского дела в России. В общем, она попросила меня посмотреть для неё некоторые документы… Самой, видишь ли, некогда было в тот момент…

Тут Ирина Сергеевна вдруг задумалась. Настя могла только стоять и сверкать своими необыкновенными глазищами, думая, что сейчас её благодетельница больше похожа на сову из «Винни Пуха», чем на француженку.

– Да, так вот… Прости, что‑то я сегодня немного не в себе, – просто улыбнулась «сова», поправив у переносицы очки. – Открыла я папку с документами по национализации банков, а там… прямо сверху… готова поклясться, что раньше его там не было… перечень национализированного имущества, это я тебе так попроще говорю, находившегося в «Дворянском земельном банке»… как будто специально кто‑то подложил… А в перечне – твоя драгоценность с описанием, как выглядела, кому принадлежала. По‑хорошему, не должны были ничего такого изымать, в декрете об этом не сказано, но изъятие проводила некая большевичка Булкина Т. И. – перестаралась. А вернее, думаю, Булкина эту брошь прикарманила, потому что факт изъятия подтверждён, а вот передача в госбанк – нет. И дальше, уже после декрета Совнаркома двадцатого года о сдаче ценностей учреждениями и должностными лицами в Гохран (а такая брошь не могла этого миновать) – ни‑че‑го! Так что, Настенька, решай сама, та брошь или нет. Но описание очень похоже на твоё: красный камень, веточка, белые камешки…

– А кто был владельцем? Вы сказали, там указано!

Настя ощутила такой всплеск радости, что ей захотелось запрыгать и захлопать в ладоши. Но неимоверным усилием воли она сдержалась.

– А, да. Владельцем был архитектор, известный архитектор Михаил Александрович Карновский, – ответила Ирина Сергеевна.

– Ирина Сергеевна! Вы не представляете себе, как я вам благодарна! Это же значит, что история оказалась правдой!

– Ну, правдой или нет, но факт есть факт – брошь была. Про всякие мистические свойства рассуждать не будем – писательские выдумки, но архитектор был, брошью владел, как уж она к нему попала, мне неведомо, брошь пропала. Если верить твоим сказкам, она должна была вернуться к архитектору или его потомкам. В архиве ты таких сведений не найдёшь. Увы.

– Что же мне делать? Я просто спать уже не могу, эту брошь несчастную вижу… А как вы думаете, потомки эти живы ещё или уже нет никого?

– Думаю, внуки‑правнуки какие‑нибудь есть. Только кто же их знает, где они живут. Может быть, по заграницам разъехались. Хотя семья Карновских была довольно известной и в советское время. Михаил Карновский после революции жил в Петрограде, работал на Советы: проектировал общественные здания, пансионаты, пионерские лагеря, кажется, всё больше на Финском заливе. Это я из истории архитектуры знаю. Училась я на искусствоведа, это потом пришла в архив работать, ну и поменяла профессию. Его сын Александр Карновский стал известным инженером, учёным в области высокочастотной техники, даже одно время с профессором Вологдиным работал. Впрочем, вряд ли ты знаешь, кто такой Валентин Петрович Вологдин… Ну, неважно. Сын – это я уже в интернет заглянула – войну пережил. А вот дальше – не знаю.

– Ой, а вдруг они, ну, потомки, живут всё там же, где и предки! Как бы узнать… Только где…

– Подожди, не торопись. Дай подумать. Может, в Союз архитекторов обратиться или в Политех? В архив разные люди приходят. Попробую порасспрашивать…

 

* * *

 

В декабре 1917 года бывшая работница Тюлевой фабрики, что на Петроградской набережной, а ныне активный деятель партии большевиков сорокалетняя Татьяна Ивановна Булкина принимала участие в передаче национализированной банковской собственности в госбанк. И всё было бы прекрасно, не наткнись она в «Дворянском земельном банке» на ценности семьи Карновских. Собственно ценностей было немного: некоторое количество золотых монет и «барская цацка», как мысленно обозвала Булкина ювелирный шедевр неизвестного мастера. Сначала она аккуратно всё переписала, вложила опись в соответствующую коробку и уже готовилась наложить сургучную печать, но вместо этого снова её открыла. На дне большой коробки лежал небольшой футлярчик, к этому футлярчику и потянулись, как бы сами собой, руки Татьяны Ивановны. Манила её «цацка», хоть убей. Первый раз в жизни честность и принципиальность Булкиной потерпели фиаско. Она быстро схватила брошь, сунула её за пазуху, бросила футляр в коробку и захлопнула крышку. «Нет. Нельзя», – мелькнула мысль. Татьяна Ивановна опять подняла крышку, достала коробочку, положила в неё брошь… Однако тут же сжала в кулаке футлярчик с драгоценностью, подумала: «Пропаду» – и спрятала его в надёжном месте – на груди. Сдав дела куда следует, она – время было уже позднее, тёмное – отправилась домой, придерживая рукой свой трофей и не зная, что не суждено ей будет донести до дома вожделенный предмет.

Случилось это на Зверинской улице, недалеко от входа в Зоологический сад. Татьяне Ивановне даже показалось вначале, что именно оттуда и выскочили огромные жуткие фигуры в саванах. Всё произошло очень быстро. Фигуры налетели, схватили за грудки, кто‑то рванул пальто, что‑то треснуло, женщина почувствовала, что падает, и увидела, только как страхолюдины, высоко подпрыгивая, почти мгновенно скрылись за ближайшим углом. Какое‑то время она лежала на пустынной улице, боясь пошевелиться, потом с трудом поднялась. Голова кружилась, болели правый бок и плечо. Пальто было разорвано, но осталось на ней, исчезла только чужая брошь.

«Так мне и надо, – с тоской подумала несчастная. – Клин клином вышибается, вор вором губится, – вспомнилась ей старая поговорка. – Но какая ж цацка была, ах, какая… „Попрыгунчики" проклятые, а поди ж, от греха уберегли. Вот оно как…»