Наследие

Эндрю смотрел в окно второго этажа на то, как его мама садится в машину, загораются фары, освещая пасмурный день. Слегка накрапывал дождь, машина начала удаляться, Эндрю видел, как задние фонари то появлялись, то исчезали за поворотом, потом что‑то произошло с управлением, скорее всего на нервах миссис Браун не справилась с управлением, и машину резко развернуло, она покатилась к краю обрыва и полетела вниз, маленькие огни задних фонарей превратились в большое пламя горящей внизу машины.

Сердце ребенка замерло, он заплакал и побежал к отцу в кабинет, крича ему:

– Папа, папа, там мама, надо ей помочь, – но вбежав в кабинет, он увидел, как мистер Браун стоял у окна и смотрел именно в то место, откуда теперь шел сильный дым, а значит, он видел и момент трагедии.

Услышав слова ребенка, он повернулся к нему лицом и сказал:

– Глупый, ей уже не помочь, ты взрослый мальчик, Эндрю, и ты должен это понимать. Она сама выбрала себе эту дорогу, – голос у него был твердый и безразличный.

В этот момент в кабинет вошел дворецкий с белым, как у мертвеца, лицом, на котором были видны наступающие слезы.

– Беда, господин, миссис… авария на шоссе, я вызвал всех, пожарных, скорую и полицию, но боюсь, что… – он остановился и опустил глаза в пол.

– Спасибо, я пойду, подготовлюсь к встрече наших гостей, – мистер Браун прошел мимо сына и дворецкого и зашагал по полутемному коридору к красивой широкой лестнице, которая вела на первый этаж, слушая эхо своих шагов и насвистывая. Этот свист Эндрю потом долго не мог выбить из своей памяти.

С тех пор прошло много лет, сейчас Эндрю взрослый мужчина тридцати лет с темными как смола волосами, густыми бровями и волевым подбородком. Последние годы его отец занимался активным финансированием ракетостроения и покорения космоса, космические программы должны были стать его памятником, той вечной историей, которую бы рассказывали о нем в поколениях, и вот уже сегодня его проект увидит жизнь, а его уже нет. Четыре месяца назад Джорджу Брауну диагностировали рак легких. Все‑таки риск инвестирования и частый стресс, связанный с постоянным курением, оставили след на его здоровье, были дни, когда он выкуривал несколько сигар в придачу к обычным двум пачкам.

Эндрю сидел на кровати и думал над тем, как же порой забавно бывает, что такая мелочь, как болезнь, не может быть устранена посредством финансов. У его отца было столько власти и денег, однако сейчас урна с его прахом красовалась в семейном склепе, которой он сам же и построил.

Встав с кровати, он подошел к окну. На улице было туманно, вдалеке сквозь белую дымку мелькали огоньки. Ему захотелось снять похмелье еще одной порцией виски, рука сама потянулась к стакану, который стоял на столе возле барной стойки, где хранилась более чем богатая коллекция всевозможных спиртных напитков. Он взял в руки стакан для виски и налил щедрую порцию согревающего напитка. По телу гулял нервный мандраж, совсем скоро ему выходить и надо собираться, но он не хотел.

Его мысль прервал стук двери, он жил в семейном особняке отца. Это было старое массивное деревянное здание с лепниной, барельефами, с красивой входной группой, украшенной белыми колоннами и дверьми, но ему не нравился этот дом. После того случая он никогда не чувствовал себя в нем в безопасности и уюте.

Телефон требовательно зазвонил, это был Маркус Смит, глава совета директоров, и он уточнил, помнит ли Эндрю о том, что его ждут в скором времени на запуске главного проекта его отца. Немного подумав, он без восторга ответил, что помнит и скоро закажет такси. Однако голос по телефону ему ответил, что город в пробках и ему не успеть до места на транспорте, Маркус уже готовит ему частный самолет для транспортировки его в указанное место, на сборы у него сорок минут.

Старинный особняк обдувало ветром, спальня Эндрю располагалась на втором этаже правого крыла здания, эта часть дома выходила на продуваемую океаном сторону с видом на океан, волны вдали беспорядочно били о берег, легкий свист эхом отдавался через полупустое тихое здание. Эндрю уже начал полную реконструкцию дома, ему всегда претил этот вид классики, он хотел жить в современной обстановке стиля хай‑тек, но снимать жилье на время стройки или переезжать в квартиру на Манхэттене он не хотел, так как тут было тихо и спокойно.

Он надел брюки, слегка мятую рубашку, как вызов против того, что ему всю жизнь навязывали. Он отчетливо слышал голос отца: «Ты меня позоришь», «Соберись, оболтус», «Когда ты поумнеешь, только чистая, опрятная и дорогая одежда красит мужчину», «Что за выражение лица, где интеллект», «Ты долбаный идиот». Его кулаки сжались, и вена на лбу резко запульсировала. «Как хорошо, что его теперь тут нет», – с ироничной улыбкой думал он, застегивая пуговицы. Накинув пиджак и завязав петлей шарф, он было отправился к входной двери, но подумал, что надо освежиться, и отравился в столовую. Взял в руку бокал и почти до краев наполнил его односолодовым виски.

– Твой любимый, папуля, – он снова ухмыльнулся, допив одним глотком. Его горло слегка запершило. – Теперь я готов лететь, изверги, – дерзко сказал он, его слегка качнуло в сторону.

Спустившись вниз по резной лестнице, он прошел в кабинет отца, куда ему приносили завтраки. Присел на стул и, оглядев пищу, отодвинул поднос. Просмотрел последние с бумаги. К приему пищи он сейчас явно был не готов, похмелье давало о себе знать, и он встал из‑за стола. Вокруг него вдоль стен кабинета высились полки с книгами. Через открытое окно он услышал движение на улице. Выглянув в окно, увидел черный стильный «Мерседес», в аэропорт его должен был везти личный водитель.

– Эй, добрый день, Марк… или Джин, как там тебя, – с издевкой сказал он встречающему его водителю.

– Добрый день, сэр. Меня зовут Джон Гарфилд, – спокойным тоном отозвался водитель, мужчина на вид лет пятидесяти, статный, с выдержкой, одетый в черный классический костюм‑тройку.

– Как скажешь, отвези меня до места и давай без разговоров, – ответил Эндрю без особых эмоций, залезая в салон авто.

Мелкий дождь начал накрапывать и тихонечко стучать в окно автомобиля. Эндрю вспомнил, как первый раз ехал в аэропорт еще с отцом и матерью, когда был ребенком, на улице тогда шел снег, мелкими хлопьями опускался на землю, он был счастлив, ловя его ртом, смеялся и бегал, падал на землю и рисовал снежных ангелов на снежном ковре руками и ногами. Сейчас он был один, и уже никто не мог его поддержать или дать совет.

За холмами показалась крыша частного аэропорта возле Чикаго под названием Палуоки. Отсюда вылетают в основном легкие одномоторные борта. Богатые люди, типа семейства Браун, просто сдавали на хранение сюда свои частные самолеты.

– Эй, оборванец, остановись под навесом, у меня нет желания мокнуть, сегодня к вечеру я смогу купить себе все, даже этот нищий аэропорт, если захочу, а может даже тебя и твое семейство, – голос Эндрю искажался из‑за алкогольного опьянения.

Водитель от злости так сильно сжимал руль, что его руки побелели.

– Мы приехали, сэр, – выдавил он из себя и шепотом чуть слышно добавил, – конечно, о совести тут нечего говорить, когда у людей в голове нет здравого смысла, какой отец – такой и сын.

– Что ты там сказал? – с недоумением спросил юноша.

– Ничего, сэр, удачного полета, – водитель поправил фуражку и улыбнулся в полный рот.