Наяву

– Слушаю Вас.

– Моя Полиночка в последнее время, когда я ей звонила, была очень веселой, даже слишком, как мне казалось. Когда я спрашивала ее, в чем дело, она говорила, что у нее появилось какое‑то хобби, и хоть она от него устает, ей оно очень по душе. Она не рассказывала, чем именно занялась. Но как‑то обронила фразу, что пока ей нельзя много спать… Что‑то в этом роде. Тогда я не придала значения ее словам, думала, может, танцы какие. – Женщина снова всхлипнула и засобиралась.

– Что ж, Вы нам очень помогли, – Быстрыкин задумчиво смотрел ей в спину, пока не захлопнулась дверь.

«Хобби? Какое хобби? Лежать без движения под наркотиками? И при этом не спать и не есть? Зачем? Только этого нам не хватало, но это действительно может помочь следствию».

Быстрыкин вновь открыл папку с заключениями экспертов и результатами обысков. Следов нет, биоматериалов нет, отпечатков нет, но есть три трупа и наркотики. И отказ от сна.

Он задумчиво уставился в окно, покусывая губу, а затем потянулся к телефону.

– Анна Леонидовна, добрый день. Следователь по делу Вашей дочери беспокоит. Скажите, Дарья не говорила о каком‑то новом хобби в последнее время?

 

Глава 1

Алёна приходит в себя

 

Я открыла глаза от резкой головной боли и сильной жажды. Прямо надо мной склонилась пожилая и очень худая женщина. Толстый слой тонального крема только подчеркивал её глубокие морщины. Красная помада, выходящая за контур тонких губ, дополняла неприятный образ. По застиранному, некогда белому халату я догадалась, что она медработник. Тонометр в её руке только подтвердил мои опасения. Значит, я в больнице.

Заметив, что я проснулась, «старуха Шапокляк», как я мысленно её прозвала, неожиданно крикнула почти мужским басом:

– Она очухалась!

Я дернулась от неожиданности и с ужасом поняла, что не могу пошевелиться. Руки и ноги были крепко привязаны к кровати!

– Прокапаем её, да и всё. Глюкоза ещё никому не навредила! – протискиваясь в палату, ещё громче прокричала вторая медсестра.

«Господи, ну зачем же так орать!» – скривившись от слишком громких голосов, подумала я.

Тучная, с короткой завивкой, вошедшая медсестра напомнила мне Фрекен Бок. С детства не могу избавиться от привычки сравнивать незнакомых людей со сказочными персонажами или героями мультфильмов.

– Что со мной? Почему я связана?! – вместо нормальной речи я издала какой‑то жалкий писк.

Я вдруг заметила, что из моей правой руки торчит игла капельницы. Всегда боялась сдавать кровь из вены, а тут капельница! Я почувствовала подкатывающую тошноту.

– Ты пока полежи, а то вдруг выкинешь ещё что‑нибудь, – недобро ухмыльнулась Шапокляк.

Облизав пересохшие губы шершавым языком, я снова попыталась узнать, что произошло:

– Я ничего не понимаю! Что происходит, где я?! Принесите мой телефон!

Но медсёстры больше не обращали на меня внимания. Раскладывая таблетки по маленьким стаканчикам, они смеялись и обсуждали больных.

Извиваясь, я попыталась высвободить руки. Но ничего не вышло. Немного усмирив панику, я осмотрелась.

На соседней койке лежала старуха. Невидящий взгляд, всклокоченные, давно не мытые седые волосы. Меня передернуло от запаха, исходившего от неё. Неужели я в психушке? И что же я такого натворила?! Остальные пациентки были не в лучшем состоянии, никто из них даже не посмотрел в мою сторону. Стало страшно, все это напоминало кошмарный сон.

Я насчитала шесть коек, вместе со своей. Стены были выкрашены в невнятно‑желтый цвет. За блёклыми занавесками я увидела решетки. Сомнений не осталось – это психиатрическая больница. Значит, отсюда не так просто выбраться, мелькнуло у меня в голове.

За окном удручающе завывал ветер и гнул ветви голых деревьев. Казалось, еще немного, и тонкие стволы берез сломаются. Я никак не могла припомнить, какой сейчас месяц, но, судя по всему, самый разгар зимы. Интересно, сколько времени я провела здесь? И что же со мной произошло?

Я опять попыталась освободиться. Но спустя несколько минут сдалась и простонала:

– Пожалуйста, можно попить?

– Что? – Фрекен Бок наконец перестала считать таблетки и повернулась. – Чего ты там пищишь? Не расслышала.

– Можно попить, пожалуйста? – ещё тише прошептала я.

– А‑а‑а, пить она попросила. Ну надо же, вежливая! – хмыкнула она. – А вчера что вытворяла? Помнишь?

– Я ничего не помню, – с трудом выдохнула я. – Что со мной случилось? И где я?

– В психушке! Где ж еще, – пожала она пухлыми плечами. – Вот девахи пошли, сначала наломают дров, а потом – расскажите, подскажите, ангелочками прикинутся и жрут тут халявную еду! – Фрекен Бок все же налила воду прямо из‑под крана в пластиковый стакан и протянула мне.

Сделав несколько глотков, я скривилась от привкуса хлорки. Но все же стало немного легче.

– Я хочу поговорить с врачом! Что вы мне капаете? – мой голос приобрёл более уверенные нотки.

– А мы чем не врачи? – хохотнула Шапокляк. – Ты правда не помнишь, что было?

Я напряглась. Понемногу туман рассеивался, и я начала припоминать:

– Мне было очень плохо, я была дома и ждала Вадима, моего молодого человека…

– Да ты, детка, была накачана наркотой по самые уши и к тому же бросалась на санитаров. Скажи спасибо соседям, что скорую тебе вызвали. Когда они тебя нашли, ты лежала в холодной ванной прямо в платье и пыталась перерезать себе вены. Ты у нас тут теперь знаменитость. Сюда редко такие красотки попадают. Сразу видно: породистая. Видать, загуляла, да неудачно! – Шапокляк начала менять уродливое постельное на свободной койке.

Моё левое запястье было забинтовано, значит, они не врут. Неужели я могла на такое пойти?!

– Но я же никогда не принимала наркотики!

– Анализ показал: крови в наркотиках не обнаружено, – пошутила Шапокляк, и медсестры снова рассмеялись.

Закончив с бельём, Шапокляк взяла поднос со стаканчиками и вышла из палаты.

Я лихорадочно пыталась вспомнить предшествующие события. Но ничего не получалось.

– Я хочу в туалет, – снова попросила я. – Пожалуйста…

– Будешь теперь тише воды ниже травы. Усекла? – сверкнула глазами‑маслинами Фрекен Бок. Она подошла к кровати, вытащила иглу из моей руки, а затем развязала меня.

– Всю глюкозу на тебя извели. Смотри: будешь скандалить – к буйным отправим.