Вивиан будет молчать
У меня нет времени объяснять сонному человеку то, что я и сама не очень‑то поняла, да еще и без слов. Хватаю его за рукав форменной куртки и отвожу к одной из двух не стеклянных дверей в холле. Мужчина смеряет меня недоверчивым взглядом, словно говоря: «Ну, сейчас посмотрим, что тебе там почудилось!» Резким движением он открывает дверь, и нашему взору предстает худенький паренек, лежащий на полу между складных стульев и праздничной мишуры. Над ним склонились трое – каждый в два раза крупнее него, их спины тяжело вздымаются, то ли от ярости, то ли от усилий.
– Блин! Валим! Валим! – кричит один из них, и все трое сразу выметаются из открытой двери, отталкивая каменными плечами оператора и меня.
– Вот тебе раз! Что это такое творится?! На моей памяти такого еще не было! – причитает мужчина, а я захожу внутрь на удивление просторной подсобки и подаю пареньку руку. На первый взгляд он не выглядит побитым, лишь немного потрепанным. Его слишком взрослое выражение лица поражает меня, оно никак не соотносится с хлипким тельцем. Быстро печатаю в заметке: «Ты цел? Я немая».
– А, да. Спасибо. Спасибо.
– Пацан, это кто были? Из девятого же? Ты их знаешь?
– Нет, – отрезает мальчик.
– Мне надо доложить директору. У всех вас будут большие проблемы.
– Мне нельзя проблем. Нельзя. Не говорите… – бормочет про себя мальчик.
«Вы ничего не скажете директору», – пишу я в заметке, показываю охраннику и получаю в ответ самодовольную ухмылку. Впрочем, она улетучивается, стоит ему увидеть сделанную мной ранее фотографию.
– Ты это, слышь, удали! Удали, говорю. Я ничего никому не скажу, если и вы будете помалкивать.
Удаляю фотографию под его пристальным наблюдением, зная, что легко смогу восстановить ее из облака.
– Идите теперь по домам. Идите! – машет он рукой в сторону входной двери. В золотистом свете вечера прозрачная дверь кажется лучиком в конце темного тоннеля. Парень немного прихрамывает, но молчит. Мы вместе выходим на крыльцо и стоим с полминуты в полном безмолвии.
«За что они с тобой так? Почему директору нельзя знать?»
Мальчик подбирает нужные слова, взъерошивает и без того непослушные русые волосы и решается ответить:
– Потому что я по соцпрограмме. Я из детского дома. Наша директриса как узнала, что есть такая программа, сразу меня записала на конкурс. И я прошел. Представляешь? Из всей области прошел. Я и правда неплохо рисую. И честно выиграл конкурс. А это мои одноклассники. Они не сильно меня били, больше пугали, пнули пару раз. А если директор узнает, плакала моя стипендия. Я же каждый вечер обратно возвращаюсь, наши любят слушать истории, что я на уроках делал, чему меня учили. Я им пообещал: как школу закончу и поступлю в хороший вуз, прославлюсь, буду картины продавать. И всем помогу. Спасибо. За… Ну, там, в коридоре. Ты же не скажешь ничего директору?
Мотаю головой. Конечно, нет.
«Как тебя зовут?»
– Тимофей. А тебя?
«Вивиан».
– Серьезно? Офигенное имя. Никогда не встречал никого с таким именем. В каком ты классе?
«11. Ты?»
– В девятом. Круто! Теперь у меня есть знакомые старшеклассники. Ты тут всегда училась?
Заминаюсь. Жалко расстраивать Тимофея, но приходится.
«Я такая же новенькая, как и ты».
– А‑а. Ясно. В любом случае спасибо. А почему ты немая?
Ну и вопросы у тебя, Тимофей! Бьешь не в бровь, а в глаз! Тебе правду или соврать? Конечно же, напишу версию, ставшую правдой.
«Травма связок. Детская».
– Понял. Это за тобой приехали? Твой парень?
Смотрю на красующегося Сашу в солнцезащитных очках.
«Брат», – с улыбкой показываю телефон.
– Спасибо, Вивиан. Еще раз.
«А тебя когда заберут? Может, подбросить?»
– Не, спасибо. Я подожду на въезде, у башни. Там они меня не тронут.
Машу на прощание рукой. Тимофей отвечает тем же.
Саша в машине обескураживает меня приподнятым настроением. Из колонок играет песня Patience группы Take That.
– Это кто был? Твой парень? – Друг смеется, радуясь тому, что я не могу обозвать его болваном, дураком и идиотом, пока мы не доедем как минимум до границ поселка.
Пока мы в пути, я думаю, правильно ли поступила, стоит ли рассказывать об этом Саше и как Тимофей доберется до дома. Он, наверное, здорово перепугался. А если эти придурки снова задумают его поколотить? И меня на этот раз рядом уже не окажется? Ах, слишком просто все начиналось, за все в жизни приходится платить. Вот и я плачу за свою ложь.
Саша отвозит меня домой и возвращается на работу. У ученых пятница не короткий день. У них все не так, как у обычных людей. Сегодня я даже не выключаю надоедливый робот‑пылесос, мне хочется чувствовать чье‑то присутствие.
Захожу в «Инстаграм» и загружаю в профиль фотографию фасада академии, сделанную на днях: «Week 1 – Done»[1].
Раскладываю на столе учебные принадлежности и решаю проверить свой дневник. Марина Алексеевна, учитель по литературе, выставила оценки за описание поединка. Четыре. Без минуса, но с огромным комментарием на целую страницу. Я рада, что мне есть чему поучиться в эти выходные, ведь завтра родители будут работать весь день.
Почти все воскресенье у нас дома – царство Морфея. Обессиленные взрослые, пришедшие с работы в субботу почти в четыре утра, просыпаются только к вечеру. А что делаю в воскресенье я, спросите вы. Нет, не еду вместе с одноклассниками в Калининград, несмотря на противный моросящий дождь. Лишь пишу лаконичное: «Я пас», – и благодарю всех богов за возможность закончить два реферата и четыре теста.
А все потому, что в ночь с пятницы на субботу меня посетил давний приятель – сонный паралич. Я закрываю глаза и готовлюсь к нормальному четырехчасовому сну. Не могу вспомнить правильную методику дыхания, показанную в четверг на йоге. Как нужно задерживать дыхание: на вдохе или на выдохе? Черт! Теперь пульс, наверное, за сто.
[1] Неделя 1 – сделано (англ.).
