Обрученная
Дни дальше потекли уже привычным образом. Я так и не поговорил ни с Миленой, ни с Хэнком. Тот вечер остался в памяти странным скомканным слиянием страха, адреналина и радости. Единственное, что изменилось – мы стали чаще ужинать втроем. Осень кончалась, и работать поздним вечером на улице становилось просто невозможно. Правда, лидерство в приготовлении еды у меня отобрали, теперь готовили все. И мне очень нравилось, с каким воодушевлением Милена это делает. В голову лезли воспоминания о наших выходных в квартире, когда мы также готовили по очереди и кормили друг друга своими блюдами. Сейчас казалось, что это было невероятно давно. Несмотря на сильное желание все вернуть, я понимал, что так уже никогда не будет. И виноват в этом только я. До сих пор не понимаю, как отцу удалось уговорить меня. Убедить, что так будет лучше для всех. Точнее, кое‑что о той ситуации я все же понял – отец банально сыграл на моей обиде на Милену из‑за отказа родить ребенка. Я воспринял тот наш разговор, как попытку с ее стороны выставить условия, как торг, а я такого просто не выношу. Потом внешне все наладилось, но обида осталась. Я часто в то время возвращался к мысли о ее чувствах ко мне. И приходил к выводу, что не любит достаточно, чтобы согласиться безусловно. На этом отец и подловил – указал на ее отношение, умело соотнес благополучие моей родительской семьи и согласие на бизнес‑брак. В упрощенном виде это звучало так: ты действительно готов поставить под угрозу благополучие мамы и сестры из‑за женщины, которая не хочет сделать для тебя самую естественную вещь на свете – родить ребенка? Огромным довеском к этому шел тот факт, что финансовая стабильность компаний отца пошатнулась именно после той моей командировки в Россию. И тут отец тоже указал на Милену, как на виновницу. А на меня – как на единственного, кто обязан все исправить. Уверен, если бы рассказал ей тогда, она бы поняла. Возможно, ушла бы от меня через какое‑то время, но ребенок снова соединил бы нас. И не было бы такой ужасной обиды и недопонимания. В сущности, люди Дмитрия тогда сделали нас заложниками ситуации. И мы до сих пор не можем с этим разобраться. Но мы должны! Еще до рождения малыша. Ребенок должен появиться в семье, в которой царит согласие и взаимопонимание. Вот! Я уже даже говорю об этом словами Милены. А когда она это произнесла, встал на дыбы. Может, надо было согласиться с ней еще тогда и тихо расписаться…
В середине недели позвонил мой юрист и сообщил, что нашелся покупатель на пекарню. Готов дать хорошую цену. А риелтор, который занимается подбором дома, как раз нашел несколько подходящих вариантов. Действительно хорошие новости. Вот только мне придется уехать минимум на несколько дней. От этого стало так муторно на душе, что меня посетила безумная идея, позвать Милену с собой. Сейчас же предложить ей переезд в Лос‑Анджелес. Но уже за ужином я прогнал эти мысли – не готовы мы к этому разговору. Может, и не так плохо побыть пару дней вдалеке друг от друга. Может, почувствует что‑то, заскучает по мне…
Поэтому вместо задушевных личных разговоров, я просто объявил о своем отъезде в конце ужина. Реакция Милены мне не сильно понравилась, хотя я и не до конца ее понял. Она резко вскинула голову при моих словах и посмотрела прямо в глаза долгим, пронизывающим взглядом.
– Это всего на несколько дней, – поспешил успокоить ее, даже не будучи до конца уверенным, что нужно именно успокаивать.
Отметил про себя, что никакой радости по этому поводу, она не продемонстрировала точно.
– Нужно подписать кое‑какие документы, доделать неотложные дела. Я самолетом, быстро, – продолжил я объясняться, будто кто‑то меня о чем‑то спрашивал.
– Не волнуйтесь, мы здесь со всем справимся, – пробасил Хэнк, чуть сжав мое плечо.
Понятно, нужно заткнуться. Милена только вяло кивнула, и опустила взгляд в тарелку. Так и не понял, как она отнеслась к сказанному.
Почти под утро прокрался в ее комнату, чтобы попрощаться. Не смог отказать себе в этом маленьком проступке. Милена спала, подтянув ноги к животу. Присел на корточки перед кроватью, вгляделся в ее даже во сне чем‑то озабоченное лицо. Хочу встретиться с мамой, поговорить, чем именно и как я могу помочь беременной женщине. Никогда раньше не задавался подобными вопросами. А теперь вот хочу таких подробностей, что даже не телефонный разговор выходит. Оставил на комоде рядом с кроватью записку и коробку конфет, которые она раньше обожала. Заказал давно, везли сюда долго. Надеюсь, утром они ее порадуют. Сладкое всегда помогает.
Конец ознакомительного фрагмента
