Огонь и ветер. Книга Лиана

Я утратил ощущение тела и мира вокруг себя. Я стал воздухом, стал землей, корнями деревьев и сухими листьями.

Листья не знают, что такое страдание. У них нет памяти. А у воздуха не бывает шрамов…

 

– Лиан! Просыпайся, солнце уже высоко. Ты пропустишь все самое интересное! Забыл? Сегодня мы едем на ярмарку!

Мамин голос был таким звонким и веселым, что я улыбнулся еще прежде, чем до конца вернулся в этот мир. А потом снова ощутил ее теплые мягкие руки на своем лице.

– Вставай, сынок, новый день не ждет! – Руки отбросили одеяло и сгребли меня в охапку, прижали к груди. – Ну какой же ты засоня! Открывай глаза!

И я открыл.

Моя комната была залита солнечным светом, он был повсюду, от пола до потолка, и золотил пылинки в воздухе, а еще – мамины непослушные пряди, как всегда сбежавшие из аккуратной прически. Эта паутинка волос щекотала мое лицо, и мне было смешно и радостно.

– Мама… – Я смотрел в ее синие глаза и думал о том, что они похожи на окошки в небо. И на море, которого я никогда не видел наяву, но так часто – во сне. – Мама, ты купишь мне свирель? Как в прошлый раз?

– Вместо той, что ты сломал? – Она рассмеялась и прикоснулась губами к моей макушке.

– Я не ломал. Она сама.

– Ну да. Как и та лошадка, и плетеный человечек. Лиан, радость моя, тебе всякая игрушка – на один раз. Куплю, конечно…

– И большой пряник!

– Хорошо, милый, и пряник тоже. А теперь вставай. Твои сестры уже давно одеты и спустились к завтраку.

Но мне не хотелось вставать – мамины руки были такими нежными, такими уютными.

– Мама, ты ведь будешь всегда?

– Никто не может жить вечно, сынок… но я обещаю тебе, что мы будем вместе еще долго‑долго.

 

Сердце стучит.

Запах земли и сухих листьев. Толстый корень под щекой. Далекий перезвон ручья.

Я зажмурился изо всех сил, но воспоминание уже ускользало, как зыбкий сон, уходило прочь, оставляя меня здесь.

Одного.

С тех пор как мамы не стало, я всегда был один. Я так привык к этому, что даже не понимал, насколько сильно мне не хватает того, в чем нуждается всякое живое существо.

Любви. Тепла. Заботы.

Я вцепился руками в волосы и сжал их столь сильно, что едва не выдрал с корнем.

Мама, почему ты ушла так рано?! Почему тебя не было рядом, когда ты была нужна мне?!

Ведь ты обещала…

 

Сердце стучит. Быстро‑быстро.

Я никогда не смогу изменить прошлое.

Но если закрыть глаза, то боль отступает. Если разомкнуть стиснутые пальцы, дыхание понемногу становится ровным.

Мама, мама… Как же я хочу увидеть тебя еще хоть раз. Обнять… Сказать, что мне жаль, так бесконечно жаль…

 

Легкий вечерний ветерок впорхнул в мою нору и шевельнул сухие листья. Мне показалось, я слышу тихий шепот, но слов разобрать не сумел, как ни старался. И тогда они прозвучали прямо в моей голове.

«Смерти нет».

Я замер, перестав дышать, и уставился в темноту.

– Нет? Нет?! Но… но как же?!

Я ждал, что этот голос скажет что‑то еще. Я почти потерял сознание, боясь сделать еще хоть один вдох. Ответом мне была звонкая бескрайняя тишина. Кто бы здесь ни был, он уже ушел.

 

Вскоре на овраг опустились густые вечерние сумерки, несущие с собой прохладу и свежесть, а в воздухе запахло дымом. Я осторожно взялся за край щели и, подтянувшись, вылез наружу.

Шаман сидел чуть поодаль с трубкой в зубах и пускал в сизый полумрак длинные струи дыма. Нет, я не видел их, конечно, но отчетливо ощущал запах табака.

– Вот и ты, маленький белый колдун. Ну как, полегчало немного?

– Да… Нет. Не знаю… – Я и правда не знал. – Кайзар, я слышал голос. В голове. Мне кажется, я схожу с ума.

– Нет, парень. Ты возвращаешься в свой ум. И не зови меня Кайзаром, это имя для старых бабок, что любят традиции. Для близких я просто Кайза. Держи, – он всунул мне в руки меховую флягу. – Здесь вода из ручья. Твое тело жаждет ее. Напейся как следует, а потом мы пойдем в хижину. Думаю, пока тебе не стоит возвращаться в становище. Поживешь несколько дней здесь. Эта земля приняла тебя и готова поделиться своей силой.

Вода была холодной и сладкой. Я припал к горлышку фляги и осушил ее до последней капли. Потом избавился от излишков влаги, отыскал в кустах свою одежду и, кое‑как ее натянув, поспешил за степным колдуном, который уже шагал в сторону хижины.

 

Когда Кайза развел костер у старых каменных стен, я подумал, что вскоре нас ждет ужин, но этой надежде не суждено было сбыться. Едва только огонь разгорелся как следует, шаман подвесил над ним маленький котелок, в который набросал только каких‑то трав и кореньев. Пахли они очень ароматно, однако же на еду это не походило. Я послушал жалобные песни своего живота, но ничего не сказал. Решил, что так, должно быть, надо.

Готовый отвар Кайза разлил в две глубокие деревянные пиалы и одну вручил мне.

– Пей, мальчик. Все до капли.

На ощупь пиала оказалась шероховатая, с щербинами по краю. Я втянул носом незнакомый запах, пытаясь угадать хоть одно растение, попавшее в котелок, но мне это так и не удалось. Все они были отсюда, из степи, и прежде я никогда не пробовал ничего подобного.

– Пей. Это не отрава. Хотя могу поспорить, ты ощутишь много нового.

Я сделал осторожный глоток – напиток был обжигающе горячим.

– Кайза, почему ты не зовешь меня по имени? И почему называешь мальчиком? Я уже давно не ребенок.

Шаман ответил не сразу, сначала тоже пригубил отвар.

– Потому что ты годишься мне в сыновья. И потому, что твое имя ничего не значит в этой земле. Я дам тебе новое. Такое, которое будет говорить о тебе и твоей сути. Или защищать тебя.

Я криво усмехнулся. Моя суть казалась мне не слишком‑то красивой.