Огонь и ветер. Книга Лиана

– Тебе что, дядя П‑пат не рассказывал? – язык меня едва слушался. – Я ж говорил ему. Эт наше родов‑вое проклятье… Всегда там было т‑так, сколь себя помню… А что, сильно зам‑метно?

– Да. Сильно. Дядя просто сказал, что не сможет помочь тебе, но не объяснял почему. А ты… заглядывал… туда?

– Коне‑ечно. – Я улыбнулся, посмотрев в черные глазницы своей темноты. Они были мне привычны, как застарелая рана на самом видном месте. – Много раз.

– И… что там?

– Там… – Я открыл глаза и вздохнул. – Там смерть.

Долгое время Фарр молчал. Он лежал рядом, и я всем нутром ощущал его смятение. Сон уже почти коснулся моего сознания, когда принц вдруг произнес еле слышно:

– Хорошо, если Кайза сумеет заткнуть эту дыру. Полагаю, очень скверно повсюду носить смерть за собой.

– Ну, я привык. Эт‑то не больно.

– Не больно…

– Да. – Я смотрел в плывущий куда‑то темный потолок и не понимал, почему мне вдруг так захотелось плакать. – Просто все идет не т‑так… Вот и из Янтарного пришлось уехать. Хотя твоего дядю я хорошо пон‑нимаю: кому нужен т‑такой источник несчастий в доме.

– Что?! – Фарр даже привстал на лежанке. – Что ты мелешь, баран?! Ты правда решил, будто он тебя просто выкинул, как паршивого щенка?! О боги… Вот пустая башка! Лиан, ты в самом деле очень глупый, если думаешь так. И совсем не разбираешься в людях. Дядя Пат просто хочет тебе помочь. А с твоей черной прорехой он вполне способен справиться и не позволить ей коснуться других. Даже я такое могу.

Инжирная медовуха кружила мою голову. И соломенный тюфяк кружила тоже, а вместе с ним и всю комнату. Язык словно жил у меня во рту сам по себе, и потому я спросил то, чего никогда бы не попытался узнать, будучи трезвым:

– Фарр… зачем т‑тебе это? Зачем ты вообще поехал со м‑мной? Какое тебе дело до мен‑ня?

Ответа я почти не ждал и удивился, услышав его.

– Не знаю. – Несколько мгновений между нами висела тишина. Потом Высочество добавил, пряча за насмешкой нечто слишком глубокое: – Может, мне давно не хватало в жизни какой‑то нелепости вроде младшего братца.

– Тебе что, кузенов мало?

– Кузенов я вижу нечасто. И у них другой путь.

Я задумался, но голова уже совсем не хотела соображать.

– А у нас к‑какой путь?

– Пока что в степь, к шаману. А там видно будет.

 

Во сне я встретил Айну. Я увидел ее девочкой, такой, какой она была в дни жизни при дворе, – совсем юной, с пальцами в чернилах и настороженным взглядом.

Странный сон.

Откуда мне было знать про эти чернила? Про то, что она носила скучное серое платье и отращивала волосы? В ту пору я мог узреть ее только в своих спонтанных видениях, и они были слишком путаными, больше походили на мозаику или узор витража. В этом же сне я будто стоял рядом с ней наяву и мог рассмотреть каждую мелочь, каждую деталь… как когда‑то, когда еще был способен видеть по‑настоящему. И эта юная девочка улыбалась мне, протягивая в ладони нечто, излучающее столь яркий свет, что и не разглядеть его источника. Я позвал ее по имени, а она вдруг рассмеялась, дунула в кулак, и этот свет вырвался из ее руки искрящимся потоком, который охватил меня всего целиком.

Я проснулся с бешено стучащим сердцем и долго не мог понять, чего во мне больше – золотого, как этот свет, счастья или отчаяния. Лежал, глядя своими никчемными глазами в темноту и чувствовал, что внутри все разрывается, словно сквозь мою плоть решила прорасти дикая степная трава.

«Айна!..»

Имя рвалось с губ, но я лишь закусил их побольней. Я не желал называть его вслух, знал, что это бесполезно. Вместо этого отыскал на груди шнурок и сжал в кулаке серебряное кольцо, которое нас связывало столько лет.

Видят боги, порой мне хотелось забыть ее! Не испытывать более мучительной жажды, не мечтать и не тешить себя напрасной надеждой.

Но это было невозможно.

 

Утро на границе с Тайкурданом принесло тонкие длинные облака, которые застелили все небо до горизонта. Я мысленно вознес хвалу богам: солнце здесь, на юге, продолжало палить даже с приходом осени, превращая каждый переход в испытание на прочность. Какой это был день пути, я уже даже не считал. Мы просто ехали и ехали куда‑то, минуя один городок за другим, оставляя позади леса, виноградники, деревушки и широкие поля, с которых тут не спешили собирать урожай. Но чем дальше, тем реже на нашем пути встречались сады и деревья, земля становилась суше и скуднее, а поселения мельче.

Здесь начиналась степь.

Странное место, подобного которому я еще никогда не встречал. Ветер доносил до меня сотни новых запахов и звуков, тревожил внутри нечто глубокое, непонятное мне самому. Я принюхался, точно пес, прислушался. Мне хотелось разглядеть все вокруг, да куда там… Не с этими убогими глазами. Они видели только бесконечное море желто‑зеленой травы, уходящее до самого горизонта.

Фарр был молчалив. Я чувствовал его напряжение и собранность. Не прикасаясь, ощущал упругое биение сильного сердца и готовность руки выхватить меч из ножен. Высочество пытался выглядеть уверенным и всезнающим, но на деле оставался таким же гостем в этих землях, как я сам. Отличало нас только то, что он умел махать своей железкой, а та, которая висела у меня на боку, была, скорее, для красоты.

Еще в Янтарном Утесе Фарр вручил мне эту тонкую перевязь с коротким узким клинком. Я пытался объяснить ему, насколько бездарен в воинской науке, уверял, что в моих руках его кинжал‑переросток сгодится разве только мясо резать да в зубах ковырять, но Высочество даже слушать ничего не стал. Сказал, мол, в Диких Княжествах мужчина без оружия приравнивается к девкам и не имеет права голоса.

Хороший аргумент, чего уж там.

На самом деле я никогда не полагался на обычное оружие и потому не имел его. Сила была моим единственным мечом и щитом, которые защищали меня с ранних лет. И Фарр это знал.

– Не бойся показать, что ты умеешь, – обронил он вдруг, похлопав своего коня по шее. – В Диких Землях уважают колдунов.

Я хмыкнул с сомнением.

– Сам и показывай.

– Покажу, если надо будет.

– Ага, конечно. Ты ж так часто используешь свой дар…

Фарр промолчал, но я почувствовал, как на миг сбилось его дыхание. И пожалел о сказанном.