Операция «Ведьма». Библиотека авторских книг Игоря Вешнего. Том 2
– Нель… нель… нель!..
Завершить фразу он не успел, потому что рухнул лицом в грязь, и уже не мог перевернуться или встать, как ни старался. Из‑под его шинели стала вытекать кровь, образуя небольшую лужицу. Кровь сама по себе не страшила гауптмана. Страшным для него показалось то, что он же мог поскользнуться и упасть в эту красную лужу, да еще недавно выданную шинель перепачкать!
Солдаты уже были в панике. Кто‑то пятился, кто‑то побежал, увлекая за собой еще нескольких. Несколько человек, словно онемев от страха, показывали на ветку. И тут гауптман понял, что произошло! Кто‑то ночью вынул из петли ту, сумасшедшую Танюшу, а теперь спокойно расстреливал всех, кто осмелился подойти близко к петле! Но кто? Откуда? Ведь не было слышно ни одного выстрела! Надо было срочно прекратить панику и найти негодяя, хозяйничающего тут по ночам, и сводящего на нет все усилия воспитательной работы!
Фон Крейман, пригибаясь, в сопровождении второго фельдфебеля, заспешил к месту, где валялось уже с десяток немцев. Добежав до эпицентра трагедии, он вынул пистолет и стал беспорядочно стрелять в воздух, крича: «Стоять, трусы! Всем ― ко мне! Сейчас мы найдем русских диверсантов!» Но немцы, похоже, не понимали, что он от них хочет. Один из солдат подошел, отдал честь, собираясь что‑то сказать, и тут же упал прямо под ноги гауптману. Немцы, эти бесстрашные его подчиненные, сумбурно разбегались кто куда, или валились на мокрую и грязную землю. Ох уж, эта русская грязь! Ох уж, эти непредусмотрительные русские, не догадавшиеся тщательно вымостить свои улицы в деревнях!
Стоящий возле Фон Креймана фельдфебель, показал на веревку с петлей, и гауптман увидел, что там прикреплена какая‑то записка. Гауптман понял, что ее надо непременно прочитать! Только прочтение могло раскрыть секрет настоящей бойни, происходящей на глазах у всех, и неведомо кем! Тогда гауптман поманил за собой фельдфебеля, лег на землю, и пополз к ветке. Фельдфебель ползком последовал за ним.
– Сними ее! ― приказал Фон Крейман бледному фельдфебелю, когда они подползли ближе. ― И прочти громко, чтобы я слышал!
Тот подполз под самую ветку, вскочил на ноги, быстро отцепил от петли записку, и… брякнулся на гауптмана.
– Осторожней! ― заворчал тот, потирая ушибленную голову. ― Смотри, куда ложишься!
Но фельдфебель не отвечал и странно улыбался. С левого края его растянутых в гримасе губ, показалась капля крови. Гауптман дотянулся до сжатой в судороге, ладони фельдфебеля, разжал ее, взял записку, стал ее читать. Такого гнева он еще не испытывал. Получалось, что они проспали диверсанта, который таился где‑то рядом. Наверно, он бесшумно, с какой‑то крыши, хладнокровно расстреливал всё, что шевелилось возле дерева. А чтоб еще посмеяться над ними, написал эту сказку от имени Танюши, якобы ставшей ведьмой! Нет уж! Сейчас он отползет, спокойно соберет остатки своей роты, найдет таинственного стрелка, и повесит его на той же веревке! А потом еще расстреляет полдеревни, чтоб места освободить для прибывающих отрядов. Русские еще узнают что такое «кровь за кровь!»
Мутное небо стало приоткрывать свои светлые закоулки, словно назло немцам, освещая то, что творилось в деревне. Фон Крейман приподнял руку с запиской, оттопырил указательный палец, и погрозил им во все стороны. И тут же почувствовал сильнейший ожог под кистью. Он посмотрел на нее, и изумился. Сустав под кистью был раздроблен пулей большого калибра. Кисть повисла, словно на двух веревочках. Это мог быть только снайпер. Однако сейчас надо было думать не о том, как найти и поквитаться со снайпером, а как доползти до любой избы и перетянуть руку выше раны. Ведь кровь хлестала как из полуоткрытого душа в его мюнхенской ванне. Тогда Йенс отчаянно пополз по уже пустынной улице. Кисть нестерпимо жгла и яростно пульсировала, на нее не получалось опираться. Он уже стал сомневаться, сможет ли доползти до заветной двери. «Может быть, попробовать вскочить и быстро пробежать до первой попавшейся избы?» ― подумал он.
Вскочить оказалось не так просто. Ведь он потерял уже многовато крови, и тело холодело, а мысли стали заплетаться одна за другую. Поэтому ему удалось просто немного приподняться. Оставалось заставить себя еще немного напрячься, и не терять нить спасительных мыслей. Последней его мыслью было, что надо не только подняться, но и дойти до вот этой, расплывающейся в глазах, калитки! Потом эта мысль взорвалась, прямо под фуражкой, она рванула, как снаряд крупного калибра. Еще какое‑то время в ушах стоял гул, но он быстро исчез…
Глава 7. Кладбище на улице
Лейтенант Вейтель уже давно собирался послать солдата для выяснения, почему не подходит сменный наряд дозорных на их пост. Ведь наряд больше чем на полчаса опаздывал, а утренний русский холодок подоспел не вовремя, да еще паршивое настроение притащил, за компанию. Однако этот холодок так настойчиво лез ему за шиворот, что он, как командир постов этого участка, велел своему фельдфебелю временно принять командование. Сам он, поеживаясь, поплелся в деревню, где можно было, и погреться, и досрочно поесть.
Когда он дошел до деревни, сначала остолбенели его ноги, потом стала застывать шея, не позволявшая осмотреться по сторонам. Перед Вейтелем простиралась не деревенская улица, а настоящее кладбище тех, кто должен был обеспечить нормальную работу многих немецких частей в этом районе. Только кладбище было без могильных плит и оград, и даже без холмиков, указывающих, что под ними кто‑то лежит, но уже не дышит.
Неестественные позы солдат и застывшие пятна крови на них и возле них, говорили о том, что здесь недавно произошло что‑то страшное. Лейтенанту мгновенно расхотелось есть, и вообще, куда‑либо идти, кого‑нибудь искать. Зато захотелось быстрее вернуться на свои позиции и ждать там новых указаний командования. Но он, снял с предохранителя автомат и заставил себя двинуться в сторону более глубокого тыла. Через несколько шагов он наткнулся на лежащего гауптмана, с развороченными головой и рукой, но неестественно сжавшего кулак другой руки. Из кулака торчала записка. Разжать кулак ― стоило невероятных трудов, а когда это удалось, то он прочитал записку, ужаснувшую его. Выбросить записку он не решился, и решил передать ее кому‑нибудь из старших офицеров, которых надеялся еще встретить.
По пути попадались другие трупы. Наверно, они были ранены, пытались бежать, но скончались от кровопотерь, свидетельствуя своим неподвижным видом о том, что от судьбы не убежишь. Но вот один из лежащих, который никак не соглашался со статусом трупа, и всё еще пытался убежать ползком, застонал. Вейтель подошел к нему, приподнял его голову. Тот приоткрыл глаза и обессилено зашептал:
– Бегите скорей, пока получается! Видите, мне уже не убежать с перебитыми ногами!
– Что тут случилось? ― вздрогнув от страха, спросил лейтенант.
– Это всё она, ведьма! ― едва шевеля губами, шептал лежащий солдат. ― Я словно чувствовал, что нельзя ее вешать, но гауптман приказал.
С этими словами солдат замолчал, странно вытянулся, и перестал двигаться. До Вейтеля дошло, что этот последний лепет несчастного совпадает с обращением к немцам, прописанным в записке.
– Ты ее видел? Вспомни, видел? ― попытался он привести в чувство солдата, потерявшего сознание. Пришлось взять его за ворот, и сильно потрясти. Тогда тот снова пришел в себя и опять едва зашевелил губами:
