Особо опасный опер

– Слушай, Бурый, ты поосторожнее насчёт Брежнева и вообще… Знаешь как у ментов разведка поставлена, в каждой хате шпионы есть. За такие базары КГБ возьмёт тебя на заметку, вообще душно станет. – Шпана распечатал пачку «примы», взял из неё сигарету и протянул пачку Вадиму. Тот оглянувшись, передал её Карташу. Начавший вытаскивать сигарету из пачки Карташ, вдруг замер, оторопело глядя на Вадима:

– А ты что не будешь?

– Не курю.

Шпана, начавший прикуривать, замер с горящей спичкой в руке. Переглянувшись с Карташом, он еле выговорил:

– А вчера ты ещё курил, – и замахал обожжёнными пальцами, так и не прикурив, – слушай, я в натуре начинаю верить, что ты это не ты. Слышь, Карташ, ты бы смог бросить курить ради какой‑нибудь симуляции?

– Курить вообще бросить невозможно, – философски заметил Карташ, раскуривая сигарету, разве что в Шизо за пятнадцать суток, если «греть» не будут. Да и то, – выйдешь, сразу закуришь.

– Вот‑ вот. Бурый, или как тебя там,,, ну, расскажи тогда нам, что ты помнишь о той, другой своей жизни. Как зовут, чё делал, ты говорил, офицер какой‑то.

– Да офицер, майор запаса, на пенсию ушёл в сорок лет по выслуге и состоянию здоровья, служил год за полтора, вот стажу и набежало. – Вадим начал говорить правду, но понимая, что всё говорить здесь нельзя, начал импровизировать. – Закончил сначала Ульяновское военное училище, затем Военно‑политическую Академию. Принимал участие в боевых действиях в Афганистане, потом в Чечне. Два ранения, – пулевое и осколочное, контузия. Подождите! А мы где сейчас находимся? То что в зоне, я понял, а где эта зона находится? В каком городе?

– Городе?! – Шпана заржал, – Пуксинграде! Севураллаг! Свердловская область Гаринский район посёлок Пуксинка, ИТК – 22. Это наш почтовый адрес. Все мы тут служим. У генерала Кумова! Ты интересно чешешь. Ну ладно – Афганистан – это понятно. А Чечня? Какие там нахрен боевые действия?

– После того, как Советский Союз развалился, – терпеливо начал объяснять Вадим, глядя в округляющиеся глаза собеседников, – все республики захотели жить самостоятельно. В том числе и Чечня. Но она то в отличии от всяких Латвий и Туркмений входила в состав России, поэтому чеченов не отпустили. Они подняли мятеж. Туда бросили армию. Там целых две войны было. Такие позорные, что и рассказывать неохота. Будет время, расскажу поподробнее. Подождите, а про Пуксинку я слышал. У меня в Москве друг есть полковник, ну, сейчас, наверное, ещё майор. Вместе в Ульяновске учились. У него брат работал в этой самой Пуксинке в зоне опером. На севере Свердловской области. Я с ним в Москве познакомился. Пиво пили у Валентина, то есть у старшего брата, он много рассказывал про зону. Фамилия Валентина – Рагозин. Валентин Антонович Рагозин. А брат соответственно Вадим Антонович. У вас тут нет такого случайно?

– Есть Рагозин. «кум» молодой. Недавно старлея получил. Он первое время у нас отрядным был, недолго, месяца три‑четыре. Кстати, единственный нормальный отрядный из всех, кого я знал. И тот в оперчасть ушёл.

– Опер он тоже хороший, на нашу жопу, – добавил Карташ, – всё, сука, знает, ни хрена от него не спрячешь. И отвечает как раз за разделку, за наши бригады. А как у него имя‑отчество, я что–то не помню. Вроде Вадим.

– Шплинт, – Шпана перегнулся к нижним нарам, – спроси у шнырей, как у кума Рагозина, имя‑отчество.

– Да я и спрашивать не буду. Вадим Антонович он. Сам слышал, как Кислый к нему обращался, – донеслось снизу.

– Слышь, Бурый, – перешёл на шёпот Шпана, придвинувшись в к Вадиму вплотную, – ты полегче насчёт развала Союза и т.д., я тебя только что предупреждал.

– Да не Бурый я. Рокотов Валерий Петрович, – Вадим умышленно назвался Валерием, что бы собеседникам легче было общаться. – слава Богу, хоть имя совпадает. Не знаю, как вам доказать… Скажите, Бурый какие – нибудь стихи знал наизусть, ну или песни Высоцкого, например? Вы же хорошо его знаете.

– Бурый и стихи?! – Оба весело рассмеялись.

– Ну может где‑то в блокноте что‑то записывал?

– Нет. Куда там! У тебя…, ну, у Бурого в блокноте несколько адресов и всё. А стихи… не помню, что бы хоть одну строчку от него когда‑нибудь слышал, – Карташ задумчиво почесал лысую голову, – а ты что, знаешь стихи?

– Короче, слушайте, Высоцкий:

 

А где был я вчера, не пойму хоть убей.

Помню только, что стены с обоями.

Помню – Клавка была и подруга при ней.

Целовался на кухне с обоими.

А на утро я встал, мне давай сообщать,

Что хозяйку ругал, всех хотел застращать

Что я песни орал, что я голым скакал.

И отец говорил у меня генерал…

 

 

Глава 8

 

Эту песню Высоцкого Вадим знал наизусть, полностью. Рассказывал как стихотворение, с выражением. Тема была для уголовников – алкашей очень даже понятной, можно сказать – родной. Сначала на лицах у Шпаны и Карташа было написано сплошное удивление. Потом они расслабились, заулыбались. На словах «а какой‑то танцор бил ногами в живот», Шпана залился смехом, на его глазах выступили слёзы. Карташ тоже постанывал от смеха.

Когда Вадим закончил декламировать, из‑за края нар, высунулась улыбающаяся рожа Шплинта:

– Я эту песню слышал, когда последний раз на свободе был. Мы у соседа бухали, там на магнитофоне Высоцкого крутили. Я запомнил только «песни орал, голым скакал и отец говорил у меня генерал». А ты вообще всю знаешь! Ништяяяк! Может продиктуешь помедленнее, я бы в блокнот переписал?..

– Сгинь! Я же сказал, – не подслушивать! – Шпана наконец отдышался.

– Ну Вова! Мы же не виноваты… У Бурого такой голос, что наверное, в соседних хатах слышно, – из‑за края нар высунулись ещё две стриженые головы. – Он так здорово причёсывает. Всем же интересно.

– Ладно, стихи можно слушать., – Шпана намного растерялся., – но к личному базару не прислушиваться!

– Само собой.

– А ещё чё‑нибудь можешь? – повернулся Шпана к Вадиму. – У тебя в натуре ништяк получается. – И шёпотом добавил, – Бурый бы так не смог.

– Пожалуйста. – Вадим на секунду задумался. – Только это не Высоцкий. Слушайте.

 

Я был свидетелем на свадьбе с лентой красною

Мой друг Андрюха брачевался в первый раз.

Его подружка всем казалась безопасною

А ту вдруг – на тебе, – втянула парня в ЗАГС.