Отпуск&Детектив
– Да ладно, Мамаев не настолько богат, чтобы владеть мировым шедевром, – возразила я неуверенно.
Киот и на меня произвел впечатление.
– Хочешь, я попробую его открыть? – Во мне вдруг проснулся дух авантюризма.
– Ни в коем случае! Даже не думай! – встревожился Зяма. – Он наверняка под охраной, тронешь неосторожно – включится сигнализация! Тебя арестуют, попрут с этой работы…
Я не успела растрогаться, что братец принимает так близко к сердцу мою судьбу.
– …и я никогда не узнаю, что там спрятано! – договорил Зяма. – Не трогай его руками. Вообще не выдавай своего интереса. Лучше попытайся неназойливо расспросить босса или просто подсмотреть… Не может быть такого, чтобы он всегда держал киот закрытым? Наверняка периодически уединяется, распахивает створки и эгоистично любуется шедевром в полном одиночестве!
– Возможно, – согласилась я. – Давай потом поговорим, мне нужно кое‑что проверить.
Я открыла журнал, который вела самым добросовестным образом, и с новым интересом изучила распорядок дня Мамаева.
Мне представлялось, что человек, который так детально планирует свое времяпрепровождение, не мог не включить в расписание момент общения с неизвестным мне (пока) произведением искусства.
Да вот же!
Мой палец застыл на строчке, повторяющейся изо дня в день: «8.45–9.00, просмотр почты»!
В восемь из покоев босса уходит ночной секретарь Василий, оставляя Мамаева наедине с доктором – Аркадий Кириллович очень заботится о своем здоровье и возит с собой личного врача. Но доктор укладывается с дежурным осмотром в четверть часа, это тоже записано в журнале, и в 8.15 является горничная, чтобы сделать уборку. Уходит она ровно через полчаса, а я заступаю на пост в 9.00, значит, на пятнадцать минут босс остается в одиночестве. Причем как раз в кабинете: каждое утро я нахожу его именно там. Но вовсе не за компьютером! Просмотр почты мы начинаем вместе, и это я всякий раз первой открываю новые письма!
Ах, Мамаев, ах, хитрец!
«8.45–9.00, созерцание таинственного шедевра в киоте» – такой должна быть правильная запись!
Чтобы раскрыть эту тайну, мне всего‑то нужно явиться завтра на работу на четверть часа раньше обычного.
Наутро я прибыла к месту свершения своих скромных трудовых подвигов с опережением графика – в 8.40. Увы мне, дверь покоев босса оказалась банально заперта.
Но я совсем недолго скучала в одиночестве – почти сразу за мной явился Бакланов. Я немного удивилась, потому что в расписании Мамаева этого визита не было, но решила, что сегодня, наверное, день такой: не только у меня возникло желание нарушить строгий режим.
Фотохудожник‑портретист был нервозен. Он перекладывал из руки в руку кожаную папку и сердито сопел. Мне лишь кивнул, разговор заводить не пожелал, ну и я тоже не стала утруждать себя реверансами.
Едва дверь, под которой мы с ним переминались, открылась, Бакланов ринулся внутрь, чуть не сбив с ног выходящую горничную.
– Осторожнее! – возмутилась она, в последний момент уклонившись от столкновения. И пожаловалась мне: – Какой невоспитанный тип!
– Зато, говорят, талантливый, – дипломатично ответила я, прикидывая, не ворваться ли мне в апартаменты на плечах штурмовавшего их Бакланова.
Можно ведь сделать вид, будто я пытаюсь остановить нарушителя порядка, и под этим предлогом вломиться за ним в кабинет. Мамаев там, наверное, как раз киот открывает, можно будет увидеть его таинственное содержимое.
– Кто это говорит? Екатерина Максимовна? – Горничная хмыкнула и плотно прикрыла дверь перед моим носом.
– Я слышала, супруга Аркадия Кирилловича разбирается в искусстве.
– Да уж, она такая разборчивая. – Горничная, покачивая головой, пошла по коридору.
Я задумчиво посмотрела ей вслед, а когда женщина свернула за угол, прижалась ухом к двери.
– Но это уже восемьдесят пятый вариант! – донесся до меня звенящий негодованием голос Бакланова.
– Да хоть сто восемьдесят пятый, – невозмутимо ответил Мамаев. И добавил еще что‑то, чего я не расслышала.
В отличие от фотографа босс не орал.
Зато я услышала приближающийся топот и вовремя отпрыгнула от двери.
Бакланов, размахивая папкой, выскочил в коридор и помчался, буквально сверкая пятками в звучно шлепающих резиновых тапках. Соблюдением дресс‑кода художник не озаботился, явился на аудиенцию к заказчику в шортах и майке. Творческая личность, что с него возьмешь!
Хотя кое‑что можно… На полу валялся белый лист, выпорхнувший из папки Бакланова.
Я подняла его, перевернула: это оказалась распечатанная на принтере фотография. Портрет эффектной дамы в летящих одеждах на фоне морского заката – Екатерины Максимовны Мамаевой.
Я пересняла его камерой мобильного, сложила лист и сунула его в сумочку, а сделанное фото переслала Зяме с вопросом: «Знаком с ней?»
Расписание Аркадия Кирилловича времяпрепровождение Екатерины Максимовны не регламентировало, и у меня сложилось впечатление, что супруги не всякий день видятся. Что до ночей, то у каждого из них была отдельная спальня в персональных апартаментах. Не знаю, как часто встречались сами «половинки», а я мадам Мамаеву видела всего раз или два.
Точно, два: перед самым отплытием и днем позже, за торжественным ужином, когда все знакомились. Помнится, Аркадий Кириллович меня Екатерине Максимовне представил, а она закатила глаза, припоминая: «Индия Кузнецова, Индия Кузнецова… где‑то я слышала…» – но не справилась с ранним склерозом и потеряла ко мне интерес.
Сейчас я сопоставила это со словами горничной о том, что любительница искусства Екатерина Максимовна «такая разборчивая», и возникло у меня одно нехорошее подозрение…
Зазвонил мой смартфон. Я посмотрела, кто меня вызывает. Хм, помяни черта…
– Ну прям Ника Самофракийская! – язвительно прокомментировал полученное фото Зяма. – Это и есть хваленый шедевр Баклана?
– Восемьдесят пятая попытка создать шедевр. Заказчик не спешит принять работу.
– Ха! Так Баклану и надо! – порадовался братец. – Будет знать, как зазнаваться раньше времени!
– Родной, а у тебя только творческая ревность? – вкрадчиво спросила я. – Скажи, насколько близко ты знаком с мадам Мамаевой?
– Что за вопрос, Дюха? – Зяма занервничал. – Ты знаешь, у меня было бурное прошлое, но после свадьбы с Аллочкой я никогда…
– А до свадьбы, значит, у тебя с Мамаевой что‑то было, – догадалась я.
– До свадеб! – уточнил братец. – Она тогда еще не была Мамаевой. А почему ты вообще об этом спрашиваешь?
– Она как‑то странно реагировала на мое имя. «Индия Кузнецова, Индия Кузнецова… где‑то я это слышала…» – передразнила я пресловутую мадам.
