Отрочество
– Ну, всё! Это точно бандиты! Надо теперь ухо держать востро! – взволнованно решил он.
А тётя Лена, лишь озабоченная тяжестью сумок и довольная от покупок, шла спокойно, переговариваясь с Платоном.
Тот же отвечал ей односложно и иной раз невпопад. А на случай нападения, он уже искал пути их возможного отступления.
– Сейчас, пока мы идём вдоль путей в видимости с платформы и со станции, они врядли нападут! А когда сойдем с тропы вниз, вот тогда станет опасней! Но зато будет куда убежать! А сейчас? Справа канава и забор, а слева рельсы и пустырь! А потом вообще на мосту будет узко, а справа – болото! Значит, там они и нападут! – размышлял бывалый и опытный игрок в казаки‑разбойники.
Но в этот момент его раздумья прервал высокий, обогнавший их слева, и стремительно удаляющийся вперёд.
– Странно! А где же второй? – обернулся Платон назад, увидев его и лишь на мгновение успокоившись.
Но тут же задался новым вопросом:
– А зачем они разделились?! Окружают?!
И его сердце в тревоге учащённо забилось.
И уже через несколько шагов, когда они с тётей прошли по узкому бетонному мостику, шедший впереди вдруг остановился и обернулся на них.
Тогда Платон инстинктивно обернулся на второго, увидев, что тот засунул руку во внутренний карман пиджака. И тут же раздался удивлённо‑испуганный крик тёти.
Платон обернулся обратно и увидел блестевший нож в руке высокого. И тут же тётя Лена, не выпуская сумок из рук, побежала с насыпи вниз в болото. А Платон наоборот, что есть духу, рванул вперёд по нижней из раздвоившейся тропинке. Сначала он бежал мимо зданий телевизионной ретрансляционной вышки, от страха ни о чём не думая. А когда вбежал на территорию садоводства, то пока спрятался за ближайшей копной сена, прислушиваясь к голосам за забором. Но было тихо. И лишь удары его сердца были слышны Платону.
Чуть отдышавшись и немного успокоившись, он подумал:
– Это получается, что я бросил там тётю Лену одну?! Хорош защитник из меня!?
И он встал, превозмогая страх, направившись к сторожке. Но в этот момент и тётя Лена, как ни в чём не бывало, прошла через неё ему навстречу.
– «Ну, ты, герой! В штаны не наложил? – ещё чуть взволнованно спросила она. – А то я за тебя боялась!».
– «А я – за вас! Вот решил пойти вам на помощь!».
– «Так они уже сами убежали в сторону Москвы!».
Платон взял одну из ручек сумки, и они пошли к дому, постепенно успокаиваясь и даже переходя на истерические смешки.
Дома они рассказали девчонкам о своём подвиге, как не оставили грабителям свои продукты, но этим лишь вызвав у девочек, особенно у Иры, испуг за возможно печальный исход этого их, якобы подвига.
Потом они несколько раз рассказывали об этом всем родственникам по очереди, в том числе и возвратившейся из деревни бабушке.
– «Да, были времена!» – что‑то своё вспомнила и Нина Васильевна, начав рассказывать случаи и из своей жизни.
Глава 2. Нина Васильевна
И бабушка начала вспоминать своё отрочество и юность.
Многое Платон уже слышал из рассказов матери и воспоминаний самой бабушки. Но многое он узнал впервые.
Нина Васильевна родилась 7 января (20 по новому стилю) 1903 года в семье Ерёминых. Её отец Василий Иванович Ерёмин, родившийся 25 февраля 1871 года по старому стилю, был крестьянином из деревни Галкино.
А мать – Александра Петровна, урождённая Миханова, родившаяся в 1872 году, была крестьянкой из села Вачи Новосельской волости Муромского уезда Владимирской губернии. Семья имела дом, сад, огород, двор и скот.
Кроме Нины в семье были три старших брата Михаил, 1896 года рождения, Иван, Григорий, родившийся в 1901 году, и младшая сестра Павлина, родившаяся в 1906 году. В отличие от старших братьев, родившихся в деревне Галкино, Нина родилась в селе Ворсме, куда её отца, как мастерового, направили работать на Ворсменский завод, выполнявший военные заказы.
Его давно все знали, как технически опытного и творческого человека, потому сразу приставили старшим мастером ко всем видам прессов.
Василий Иванович занимался их наладкой и ремонтом, работая сверхурочно и по ночам, получая большую зарплату.
Управляющим заводом в то время был Павел Михайлович Пережогин, а бухгалтером – Сергей Петрович. Инженеров на их заводе почти не было. Поэтому начальство уважало и ценило В. И. Ерёмина, заведя с ним дружбу. Более того, они даже ходили к Ерёмину не только за помощью, но и в гости. А в Ворсме семья Ерёминых снимала три комнаты на втором этаже дома Дюковых.
На заводе Василий Иванович сам делал чертежи и эскизы для изготовления любых матриц и пуансонов, и лично штамповал пробные детали, доводя их до нужных форм и размеров.
С началом русско‑японской войны номенклатура заказов увеличилась, возросла их сложность и объёмы производства.
Уже в послевоенные годы Нина с удовольствием и часто ходила к отцу на работу, наблюдая, как он старательно и без пустой траты времени просто творит из металла чудеса.
Здесь пригодилась его крестьянская жилка и любовь к скоту. Даже в Ворсме они держали корову, лошадь, телят, поросят, гусей, уток и кур.
В 1909 году отец доверил Нине кормление маленького телёнка:
– «Нина, это теперь будет твоя работа!» – сообщил он своей шестилетней дочери.
И Нина давала телёнку смоченный в молоке белый хлеб, а тот жадно поедал его и невольно покусывал её пальцы до крови. Она приходила к отцу и плакала, жалуясь на телёнка.
– «Так ты знай сноровку, когда ему в рот кладёшь свою руку непростую! А лучше кидай ему хлебушек туда в ротик!» – советовал отец, ласково поглаживая дочь по волосам.
Пока трое старших братьев учились в местной школе, Нина ходила на пруд пасти гусей и уток.
А летом, когда наступала жара и солнце пекло нещадно, предприимчивая Нина делала себе из ила чулки на ногах. И вскоре те покрылись цыпками, причём даже выше колен, кое‑где вызвав и кровотечение. А Нина долго не понимала причину этого, а потом решила, что переживёт их. Но дело дошло до лечения в больнице.
Отцу стало жаль дочь, и он постепенно переколол на мясо всех уток и гусей, вообще престав их держать.
На следующий год, когда Нине в январе исполнилось семь лет, их лошадь родила жеребёнка, который к лету уже заметно подрос.
Однажды, уходя на работу, Василий Иванович взял с собой дочь, и они пошли на зады пасти жеребёнка на подросшей за забором высокой луговой траве. И когда тот стал мирно щипать её, отец наказал Нине:
