Паутина Темноты

– Не надо все взваливать на свои плечи! – с осуждением промолвил Дмитрий и встряхнул меня, призывая прислушаться к своим словам. – Ты была хорошей ведущей, просто, ситуация была такой, что выигрыш не предусматривался, ни для одной из сторон. Исключая наших заказчиков. А Ласка знала, на что шла, как и все, мы. Мы шли к своей цели, пытались освободить городскую молодежь от влияния цыган, распространявших дешевую наркоту! И знаешь, нам ведь это удалось! После нашей атаки, цыганское гетто выгорело почти дотла, оставшихся в живых цыган пересажали или выгнали из города. И лет на десять стало получше.

 

Че немного помолчал, а потом продолжил:

– Правда, когда СССР развалился, все хлынуло в гораздо больших объемах. Из Афганистана – в Среднюю Азию, а оттуда – к нам. И пока мы с парнями, в тех горах, кровь проливали, кто‑то на этой дряни зарабатывал огромные деньги. На которые, потом, скупал нашу страну!

Он опять помолчал, а потом выплеснул самое наболевшее:

– Вот, так они нас и победили!

Прислушавшись к его шумному, прерывистому, дыханию, я поняла, что это, как раз, та мысль, что не давала ему нормально жить все, эти годы. И отнимало желание бороться за жизнь сейчас. И с этим надо что‑то делать.

 

– А я не считаю себя побежденной! – решительно заявила я. – Им удалось, всего лишь, убить мое тело! Но им не удалось растоптать мою совесть! И даже душа моя им оказалась не подвластна! И я верю, что мы, все, вернулись, так как нужны – здесь и сейчас! Уверена, что мы вернулись, все вместе, именно потому, что не только я, но и Братья Гримм, и Барсук, и Соболь не считали свою войну проигранной и завершенной. И наши души рвались обратно, отказываясь все позабыть и успокоиться! Не то, что эта девчонка!

Я ткнула себя в грудь и продолжила с не меньшим пылом:

– Я истекала кровью и мучилась от боли, но не хотела уходить! Я хотела помочь своим друзьям бороться за лучшее будущее! А эта пигалица покинула совсем неповрежденное тело! И те, кем стали Братья Гримм – тоже! Волк умирал от рака, но продолжал цепляться за жизнь до конца, и сделал все, от него зависящее, чтобы вернуться к нам на помощь!

И не его вина в том, что он вернулся так поздно и попал именно в тело твоего племянника! Как не думаю, что кто‑либо из нас мог выгнать душу, чтобы забрать тело себе. Тут что‑то другое произошло!

 

Я перевела дыхание и, немного успокоившись, продолжила:

– Здесь, определенно, что‑то странное происходит! Я, например, не нахожу в себе никаких, чужих, воспоминаний. Мне даже сон, сегодня днем, приснился, что я у себя дома, и бабушка мне пирожки с картошкой жарит. А мой старый пес сидит рядом и попрошайничает. Он их ужасно любил! А если бы внутри меня еще и кто‑то другой обитал, то хоть во сне бы назад прорвался. Остальные ребята тоже ничего необычного не вспоминают. А Алекс еще и постоянно мучается мыслью, что стал причиной твоего горя! А он, запросто, мог в этом теле оказаться просто потому, что тебя услышал и захотел рядом оказаться и помочь.

 

Я заглянула Димке в глаза и увидела, сколько там боли! А он печально улыбнулся и ответил:

– А я ни в чем его и не обвиняю! Мне, просто, страшно с Майей встретиться, Сашка – это все, что она в этой жизни любила! А теперь он, вроде бы, есть, и в то же время – нет!

И тут мне в голову пришла идея:

– А если нам сказать твоей сестре, что Алекс – это ее сын?

Че отрицательно покачал головой:

– Даже, если Волк и согласится, то обман скоро выплывет наружу, он, как и ты, абсолютно ничего не помнит о жизни своего предшественника!

Я перебила его:

– Ты не так меня понял, Че! Что, если мы скажем, что твой племянник потерял память в результате контузии? Вкупе с твоими ранениями, такая версия покажется вполне правдоподобной! Известны же случаи полной потери памяти. И Алекс, я уверена, согласится подыграть! А для матери будет легче, хоть иногда, видеть рядом сына, даже если он ее и не помнит.

Я смотрела на лицо своего друга, на котором начала проступать легкая тень облегчения и надежды на лучшее, и поняла, что эту битву я выиграла.

– В твоей идее есть определенный смысл! – задумчиво промолвил Че. – Надо будет поговорить с Волком.

– Вот видишь, сообща дела‑то лучше идут! – обрадовано заключила я. – А сейчас давай, ты попробуешь поспать. А я тебе колыбельную спою, нашу, любимую.

 

Я снова устроилась у него на плече и тихонько запела песню из фильма «Генералы песчаных карьеров», которую так любили петь они с Дином. Че начал было мне подпевать, но скоро его голос затих. Я обеспокоенно глянула ему в лицо и поняла, что он уснул. Лицо его было умиротворенным, дыхание – спокойным. Не решаясь шевельнуться, чтобы не разбудить больного, я осторожно вытянулась вдоль него, слегка касаясь кожи и прислушиваясь к стуку его сердца, и вспоминая те дни, когда жизнь моя была гораздо проще. Ну, или мне, сейчас, так казалось.

 

Глава 6. Алешка

 

Наверное, я тоже задремала. Передо мной проплывали такие знакомые, юные, лица! Че, выделывавший финты на своем стареньком мотоцикле. Дин, перебирающий струны гитары. Мой адъютант, Барон, кружащий меня на паркете, под звуки вальса Штрауса. Задумчивое лицо Волка, и его руки, порхающие над клавишами пианино. Алешка‑Хорек, мой первый ученик и новый ведущий, не соглашавшийся сдаваться никому, даже судьбе.

 

И вдруг поняла, что слышу этот знакомый голос не во сне, а наяву. Он в чем‑то убеждал Мастера, призывал не сдаваться и верить. Это показалось мне столь странным, что я окончательно очнулась ото сна.

– Самое главное, что Роза жива, Мастер! – настаивал знакомый голос Хорька. – И она помнит о тебе, раз, все эти годы провела одна! И вряд ли, забыла, чем ты занимался, когда ушли сначала Волк, а потом и Док с Рысью. Ведь, мы же тебе поверили, и она поверит!

– Не знаю, как можно поверить в то, что вернулся муж, чье растерзанное тело ты сама похоронила! Ты же сам рассказывал, что сейчас полно всяких шарлатанов, – в голосе Мастера слышна была неуверенность. – А теперь я еще, вдобавок, на вид, гораздо моложе, чем был, когда с ней встретился.

– Я тоже думаю, что вы с ней как‑то разберетесь! – послышался хрипловатый басок, в котором я узнала голос другого ведущего – Кота. – Вам, главное, встретиться и поговорить. И желательно, сначала, без свидетелей.