Письма из мая

Фраза «Я никому не расскажу!» в переводе с женского языка звучит вот так: «Я никому не расскажу, кроме мамы, подруги, соседки, коллеги, бабушки, бывшей одноклассницы, бывшей коллеги и кота!» И это будет считаться, что она никому не рассказала.

– Ладно, – Алевтина виновато опустила глаза и тихо добавила: – Инна в курсе.

Я оказался прав, но сейчас меня интересовала не Инна: по крайней мере, она не выдавала себя.

– Только Инна?

– На работе только Инна.

Я внимательно посмотрел на её реакцию: Алевтина не врала. Я поставил перед ней кофе и присел в кресло, сделав глоток из своей чашки.

– А Инна, видимо, рассказала Диане.

Женщины могут хранить тайны, но группами. Тайна передаётся со словами: «Ты только никому не говори». Из уст в уста.

– Она не могла никому сказать, тем более Диане! – возразила Алевтина.

– А кто тогда рассказал Диане, если ты тоже не говорила?

Алевтина подозрительно посмотрела на меня.

– Смешно! Прошу не афишировать, и в то же время сам «по секрету всему свету»! – усмехнулся я.

– А когда ты успел поговорить с Дианой? – Алевтина не сводила с меня прищуренных глаз: её мозг уже строил «логическую» цепочку.

Я закатил глаза. Лучший способ защиты – нападение. Женщины чаще мужчин прибегают к нему.

– Ты меня раскусила, я завёл отношения с тобой и с ней одновременно, поэтому прошу каждую не афишировать, чтобы не проколоться ненароком. – Я допил свой кофе одним большим глотком.

Алевтина выпрямилась, оставив чашку перед собой нетронутой.

– Именно такие мысли сейчас у тебя в голове, не так разве?

Она недовольно фыркнула.

– Аля, не создавай проблем. Ни себе, ни мне.

– Я не говорила Диане! – упорствовала Алевтина, сложив руки на груди.

– Когда кто‑то из партнёров делится своими мыслями не со своим партнёром, а с кем‑то другим, тогда в отношениях начинаются проблемы. Построение отношений – сложный процесс. И в нём должны участвовать оба, а иначе отношения ждёт конец. Ты явно сейчас думаешь, для чего я говорю это тебе? Чтобы ты не бежала рассказывать кому‑то, что чувствуешь, что я тебе изменяю, а пришла и спросила у меня.

Она ничего не ответила.

– Нам нужно работать, а не выяснять отношения, – строго закончил я.

Алевтина кивнула и ушла на пост так и не притронувшись к кофе. Я достал следующее письмо. Призна́юсь, уже научился скучать по письмам Вайлет. Или, может быть, во мне просто разгорался интерес – как человеческий, так и докторский.

«Успел соскучиться, или мне помолчать ещё пару писем? Я лукавлю, ведь мне есть что сказать, а выслушать меня некому. Надеюсь на твой неподдельный интерес.

Сегодня я проснулась с новым для меня чувством. Открыла глаза и поняла, что меня уже ничего не тревожит.

Я давно осознала, что передвигаться смогу только в инвалидном кресле, но меня это всё равно тревожило. Сначала мне было горько, что я сама лишила себя возможности ходить. Потом я плакала, что меня такую убогую никто не полюбит. Хоть Валик продолжал приходить ко мне и говорить, что его чувства ко мне не изменились, я же понимала, что для него я обуза.

Но сегодня я проснулась и осознала: ничто уже не важно. Я перестала винить себя – времени назад не вернуть, а случившегося не изменить. Перестала желать любви к себе – мой человек полюбит мою душу. И самое важное – я перестала себя жалеть.

Смешно, но имея отца‑психиатра, я самостоятельно разбираюсь в своих душевных болях и беседую сама с собой. Иронично!

Сегодня я прощаюсь с земными эмоциями, запоминаю только лучшие и оставляю их в своей душе. Мне бы очень хотелось только одного: любить. Я уверена, что ещё никогда не любила. Как в романах и стихах: как в омут с головою. И ещё я уверена, что любить можно только раз. Человек не феникс: если его один раз сжечь, он не восстанет из пепла. Также и с любовью: один раз поддашься ей, больше этого не повторится. Наверное, только любовь я хочу взять с собой, всё остальное моей душе не нужно.

Любовь будет мне пристанищем. Возможно, снова возродит к жизни. А может быть, погубит окончательно. И не страшно мне, что не тревожно. А страшно хочется любить. Не чтобы меня любили, а именно любить само́й!

Целую. Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 5».

Письмо закончилось. Я заметил, что читаю её с интересом. Как читаю книги, которые меня увлекают с первых страниц. С одной стороны, мне хотелось скорее дойти до конца этой книги, но с другой, я хотел, чтобы она длилась вечно. Когда закрываешь интересную, даже полюбившуюся, историю, прощаешься с её героями, хочешь ты этого или нет. А я не хотел прощаться с Вайлет. Она уже стала моей. И тут я почувствовал, что изменяю Алевтине, когда так вот думаю о Вайлет.

Я усмехнулся, закрывая полку и оставляя там письмо.

Не хватало ещё самостоятельно подливать масла в огонь и давать Алевтине поводы для ревности. Но мне не хотелось прерываться на паузы, ведь в подвале меня ждали ещё три связки писем.

Интересно, есть ли какое‑нибудь объяснение выбору цвета лент? И почему письма поделены по стопкам?

С такими мыслями я открыл следующий конверт.

«Целую. Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 6».

Я уже решил, что в тот день она была не в духе, но перевернул лист и заметил подпись:

«Решил, что я сегодня неразговорчива? Просто проверяю твою реакцию на мои письма. Если призна́ешься себе, что читаешь меня с удовольствием, то я веду счёт – 3:0. Первое очко в мою пользу – ты заинтересован. Второе – ты скучаешь. И третье – ты огорчён, что лист пустой. Так? Признайся… и загляни в конверт.

Целую. Твоя В».

Я искренне улыбнулся – ей удалось предугадать мои эмоции. Она вела счёт.

Я достал из конверта ещё один лист.

«Признался или ещё упираешься? Улыбаешься в ответ. Мне бы хотелось этого…