Письма из-под виселицы

– А от кого тогда? – вполне искренне спросил я. Не в моём характере заводить интрижки, будучи в отношениях: всегда уважаю свой выбор и свою партнёршу.

Поэтому я был неподдельно удивлён: если письмо не от Алевтины, то кто ещё мог мне написать и, что ещё страннее, передать через неё?!

– От некой Вайлет. С любовью! – последнее Алевтина добавила язвительно.

– А с чего ты решила, что это мне?

– Ты меня совсем за дуру держишь?! – Алевтина упёрлась обеими руками в край моего стола, сверля сердитым взглядом. – Не путай меня со своими пациентами! Кому ещё может быть адресовано письмо из кармана твоего халата?

Я опешил, только сейчас взглянул на конверт в своей руке и сразу узнал его. Это было письмо из коробки Виолетты К. Перевернул конверт обратной стороной. Оно было подписано «Твоя Вайлет. С любовью из мая». Конверт был запечатан.

Я прищурился.

– Чудесно! Даже не собираешься оправдываться? – Алевтина напомнила о своём присутствии и убрала руки со стола, спрятав их в карманы своего халата.

– Нет оснований. Это не мне. Кто‑то перепутал халаты…

Я и сам не верил в то, что говорил, но старался не показывать Алевтине, что растерян.

– Ты не умеешь врать! – прошипела Алевтина и ушла, театрально громко хлопнув дверью.

Я сунул конверт в карман и схватил ключи от подвала, которые ещё не успел сдать начальнику. Быстро спустился в хранилище и отыскал коробку на стеллаже, которая принадлежала «Виолетте К». Открыл крышку и достал конверты, перевязанные алой лентой, подсвечивая себе телефоном, так как свет я не стал включать. Я установил телефон на стеллаже, чтобы свет от фонарика попадал на конверт, и распечатал письмо. Конверт был запечатан. Из этого следует, что письмо никто не читал. Даже Алевтина не нарушила авторства, хоть была зла и посчитала, что письмо адресовано мне.

Минуту помедлил, но любопытство победило, и я распечатал конверт.

Письмо было короткое, написано от руки тем же ровным аккуратным почерком, которым были подписаны все конверты. По его содержимому я понял, что оно последнее.

«Я с тобой прощаюсь.

Во внешнем мире станет на одно свободное место больше. И, на что я очень надеюсь, это место займёт кто‑то лучше, чем я.

Когда прочитаешь мои письма, сделай одно маленькое одолжение, ладно? Напиши мне ответ.

Твоя Вайлет.

С любовью из мая. 31».

Пожалуй, пора бить тревогу, так как странности, связанные с владелицей коробки с письмами, прямо‑таки сыплются на мою голову: сегодня 31 мая.

Мне было проще убедить себя, что всему этому есть логическое объяснение, чем согласиться, что я оказался втянут в некую мистическую историю.

Можно ли считать, что автор позволяет прочесть свои письма? Но вопрос, кому всё‑таки эти они адресованы, остаётся открытым.

Я достал остальные три связки конвертов, которые были перевязаны синей, зелёной и жёлтой лентами. В двух из них было по восемь конвертов, в третьей – семь. Каждый конверт был подписан «Твоя Вайлет. С любовью из мая» всё тем же ровным почерком. А дальше стояло число. Я взглянул на семь других конвертов, которые были в связке под алой лентой: после кавычек на каждом тоже стояло число. Эти семь конвертов датировались первой неделей мая.

Я вернул остальные три связки в коробку и, закрыв её крышкой, поставил на стеллаж. Семь конвертов засунул в карман, в котором уже лежал восьмой, распечатанный.

Закрыл подвал на ключ и вернулся в свой кабинет. Пожалуй, нужно сделать дубликат и только потом вернуть оригинал начальнику. А ещё нужно залезть в истории бывших пациентов и узнать, кто такая эта загадочная Виолетта К, она же Вайлет.

Уснуть после смены мне так и не удалось. Покоя не давали письма, которые остались в ящике рабочего стола. И их автор. Я выпил, наверное, чашки три кофе, чтобы перебить сон вовсе. Распечатанное письмо я всё же забрал домой и перечитал его ещё несколько раз, успев выучить наизусть.

Вечером я вернулся в лечебницу и первым делом зашёл к начальнику, чтобы вернуть ключ от подвала. Дубликат успел сделать перед сменой, и он уже лежал на дне моего кармана.

– А я уже подумал, что тебя затянуло в недра справедливости, к которой ты так стремился, – с сарказмом, но без злости в голосе ответил Калусовский, забирая ключ.

– Вылетело из головы с утра, – ответил я и собрался уходить.

– Загляни к Катерине.

– Что‑то случилось?

Я развернулся к начальнику лицом, но по‑прежнему сжимал ручку двери.

– Сегодня она не в настроении.

Проходя мимо поста, я поздоровался с Инной. Она подозвала меня к себе. Я подошёл ближе, наклонившись, чтобы расслышать её.

– К двадцать пятой?

Я кивнул.

– Пригодится, – она протянула мне закрытый шприц.

– Кэтти сегодня не в духе? – Я спрятал шприц в карман, надеясь, что мне не придётся им воспользоваться.

– Не то слово! За час моей смены Аля уже в третий раз выходила от неё.

– Сейчас она тоже там?

– Да. Калусовский приказал не оставлять двадцать пятую одну до твоего прихода.

Я подошёл к палате №25.

Дверь была приоткрыта. Кэтти неподвижно сидела в углу палаты, обхватив голову руками.

Алевтина стояла над ней.

– Кэтти, ты меня слышишь? Что тебя расстроило?

Я зашёл в палату.

Алевтина фыркнула и отошла к двери.

– Кэтти, добрый вечер, – я присел напротив неё на корточки.

Катерина убрала руки и посмотрела на меня:

– Зачем они убрали вазу? Я принесла цветы!

– Про какую вазу она говорит? – я обратился к Алевтине, не поворачиваясь к ней лицом.

– Во время утренней прогулки я застелила её постель и убрала засохшие цветы. Вместе с вазой. И не успела вернуть вазу до её возвращения в палату, – безэмоционально отчиталась Алевтина.

– И ты спрашиваешь, что её расстроило?