Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки
– Сплетни ходят всегда. Они были до тебя и будут после. Это единственное развлечение здесь. Ты еще этого не понял?
– Понял. Потому и кулаки постоянно чешутся.
– У меня не чешутся. Знаешь, почему? Потому что я не страдаю манией вбивать в других свою правоту. Достаточно того, что я ее знаю.
– Так тебе и не надо ничего делать. Я сделаю все сам. Ты только пальцем ткни.
– Ты что, в защитники ко мне набиваешься? А куда делось «ни тебе, ни мне это не нужно»?
– Это другое. Речь ведь не о свидании больше.
Неправильная формулировка. Ой, неправильная. Вижу по стершейся улыбке. Словно тряпкой мокрой прошлись.
– Верно. Больше не о свидании. Мы закончили?
– Да погоди, – ловлю ее за запястье. – Ты на это тоже не злись. Я действую в твоих же интересах.
– Отличный довод. Очень внушительный. Все?
Твою ж мать! Как сложно разговаривать с девушками!
Оттягиваю ее от двери, закрывая собой единственный путь отступления. Теперь только через мой труп. Или окно, но не думаю, что она решится сигать со второго этажа. Хотя кто знает эту птичку?
– Сильно обиделась, да?
Вопрос не вопрос. То ли утверждение, то ли закрепление понимания.
– Конечно нет, – ехидно кривится. – Меня ж каждый день опрокидывают. Привычное дело.
Понятно. Сильно. А со стороны и не скажешь.
– Сорри. Я не хотел. На эмоциях был.
Марков тогда конкретно вывел из себя. А что самое мерзкое: несмотря на ублюдскую подачу, он был отчасти прав. Не хрен нам с ней даже пытаться что‑то мутить. Ни ей, ни мне пользы это не принесет. Слишком разные социальные статусы. И ее заклюют, и я ничего дать ей все равно не смогу.
– Бывает, – понимающе кивает. – Значит, предлагаю и дальше делать вид, что мы не знакомы. У тебя это отлично получается.
Не соглашусь. Паршиво у меня это получается. Неправдоподобно.
– Может, мне тебя связать? – в очередной раз ловлю ее при попытке бегства. Теперь уже за плечи. – Ты способна хоть минуту спокойно постоять? – С тяжелым вздохом Алиса скрещивает руки на груди и переключается на разглядывание потолка. Задрала нос, пожевывает губу и тихонько отстукивает туфлей по паркету в такт тикающей секундной стрелке настенных часов. – Что ты делаешь?
– Ты же велел стоять. Вот и стою. Скажешь, когда закончим.
У меня, кажется, глаз начинает дергаться.
Понятия не имею, почему все еще нахожусь здесь, вместо того чтобы, в сердцах послав ее, свалить первым. Может, потому, что она именно этого и добивается, желая поскорее отделаться от меня. А может, потому, что я… сам этого не хочу.
А чего тогда хочу?
Да понятия не имею.
Поэтому, пока она старательно избегает зрительного контакта, я, наоборот, пристально всматриваюсь в нее, очерчивая невидимый контур частично отвернувшегося от меня лица.
Начиная от упрямого лба с собравшимися на нем складками и заканчивая горделиво вздернутым подбородком. На порозовевших влажных губах, которые Алиса не перестает покусывать, и вовсе задерживаюсь особенно долго.
Садистка, терзает их нещадно. Нервничает?
Нервничает. Пульсирующая венка на виске и рвано вздымающаяся грудная клетка выдают это. Однако держится стойко, я бы даже сказал – с вызовом.
По инерции, мало отдавая себе отчет, смахиваю с ее лба вылезшую из прически прядь, за что получаю вопросительно округленные глаза, всем видом спрашивающие: и что ты делаешь?
А что я делаю?
Ответ тот же: не знаю.
Действую по наитию, видимо. И на инстинктах. Именно они заставляют меня, подчиняясь порыву, склониться и… поцеловать ее.
Отвечаю, это самый невиннейший поцелуй из всех невиннейших поцелуев, которые у меня были. Включая самый первый.
Конец ознакомительного фрагмента