Плохим мальчикам нравятся хорошие девочки
– Вить, прошу, постарайся не нарываться. Ничем хорошим это не закончится.
– И что, надо просто молчать?
– Ты их всё равно не изменишь. А проблем наживёшь.
– Не изменю, так заставлю фильтроваться.
– Эти дети неисправимы. Им с пелёнок внушали, что они стоят во главе эволюционной цепочки, что, по сути, верно.
– Они стоят выше, потому что их родители чего‑то добились. Сами же они ничего из себя не представляют.
– Но считают иначе. И остальные считают так же. Сам подумай: кто большая помеха? Бизнесменский сынок, за которого руководство школы вздёрнут и перетрясут, или безымянный ученик, за которого никто не вступится?
Будто я сам не знаю, что Нора права. Только от этого стоять в стороне если её обижают не собираюсь. Нора единственный дорогой мне человек. Единственная, кому когда‑либо я был небезразличен. Пока её сестра, бухая, валялась на улице, так и не дойдя до детского садика, именно она забирала меня, везла к себе, кормила, поила, одевала и занималась.
По сути ― Нора меня и воспитывала. Пыталась забрать окончательно, но продуплявшиеся предки просыхали через недельку и устраивали ей скандалы с погромом: кто‑то ведь должен был таскать им бухло из ближайшего круглосуточного. А кто это сделает лучше шестилетки, верно? Так что Норе приходилось возвращать меня, однако по факту всё равно большую часть времени я тусил с ней.
Пока та не родила долгожданную дочь. Там уже я сам понял, что не хочу быть лишним и отвалил в родной притон. И всё равно родная тётка остаётся на подхвате. Даже пристроила меня сюда, чтоб приличный старт обеспечить. Заверяет, что ей сделали большую скидку как работнику, но я знаю, что она врёт и из своего кармана оплатила всю сумму. Будто у неё других забот нет и не на кого спускать не такую уж солидную зарплату поварихи‑буфетчицы.
Так что хрена лысого. Любую мразь, что посмеет ей что‑то вякнуть ― размажу по стенке. Какие бы ни были последствия.
– Плесни мне кофе, будь добра, ― протягиваю ей опустевшую чашку, давая понять, что тема закрыта и возвращаться к ней мы не будем.
Нора лишь вздыхает, уходя к кофемашине.
– Заберёшь сегодня Мию после продлёнки? Я опять не успеваю. Надо провести инвентаризацию.
– Заберу.
Заберу. Отведу домой, покормлю, сделаю с ней уроки. Хоть какую‑то пользу я ведь должен приносить.
– Если у тебя были другие планы, я попрошу Серёжку закрыться пораньше.
Серёжа ― её муж, работающий в автомастерской. Хороший мужик.
– Нет планов. Сказал заберу, значит заберу.
– Спасибо, ― мне подносят свежесваренный Американо. ― Пей и беги. Занятия скоро начнутся.
– Подождут.
Там всё равно каждый раз после звонка творится вакханалия. От полноценного часа на урок отводится хорошо если половина времени. Остальное же ― маразм на маразме, маразмом подгоняемый.
Что я и говорил. Когда захожу в кабинет препода ещё нет, зато остальные на ушах стоят: в дёсна долбятся, электронными испарителями накачиваются, сэлфятся… Ай, задолбаешься перечислять. Много чести.
Прохожу мимо Саламандры, краем глаза замечая раздражённые черкания в толстой тетради на пружине. Кто‑то не сделал домашку, ай‑яй‑яй. Уверен, как и большинство, но она, по‑моему, единственная, кого это напрягает.
– Умножь числитель и знаменатель в полученной дроби на Х в квадрате, ― советую.
Не слышит. Но замечает.
– Что? ― вытаскивая из уха наушник, переспрашивает Алиска. Она с затычками постоянно ходит?
– Умножь числитель и знаменатель в полученной дроби на Х в квадрате.
– Так? ― неуверенно и в глубочайшей бессмысленности рисуют по клеткам.
– Так. А теперь раскрой скобку в знаменателе и возведи в квадрат в числителе, ― вот это ступор. Бегущей строки на лбу не хватает: что за дичь ты тут втираешь? Молча забираю у неё ручку, дописывая раскрытую формулу для заданной функции. На которую смотрят как на препарированную крысу.
– Какая бредятина, ― брезгливо морщат курносую носопырку.
– Всего лишь задачка за десятый класс.
– В алгебре я понимаю лишь таблицу умножения. Дальше лучше не соваться, чтобы не сломать мозг.
– Странно. А мне казалось, ты, типа, умная.
По крайней мере, насколько успел заметить: хорошистка по всем предметам и любимица всего преподавательского состава. Последнее очевидно по какой причине: потому что ведёт себя адекватно и уважения к старшим не лишена.
– Я просто отлично притворяюсь.
– Что ещё взять с блондинки, ― с усмешкой возвращаю ей ручку и ухожу в конец ряда. С последних парт открывается отличный наблюдательный пункт. Опять же, тыл прикрыт, обеспечивающий отсутствие шушуканий за спиной. Ну и вздремнуть можно спокойно, когда становится совсем тоскливо. В общем, сплошные плюсы.
А сегодня как раз один из тех аморфных дней, так как ночка выдалась насыщенной. Яна умеет скрасить одиночество, но с ней почти невозможно выспаться. Как лет в пятнадцать вкусила всю прелесть секса, так и отрывается на полную катушку. Ну и мне перепадает за компанию. Бонусы, так сказать, многолетнего знакомства.
Короче, теперь меня вырубает. Прям конкретно, даже финального звонка не слышу. Если бы мою парту случайно не толкнули, так бы и дрых. А ведь под завязку залился кофеином, но тот, видимо, уже настолько всосался в кровь, что не воспринимается.
Зевая, плетусь в мужскую раздевалку: если и парная физра не встормошит, то уже ничего не поможет. Хотя нет, очень даже поможет… Коротенькие спортивные шорты на Чижовой, например.
А девочка‑то хоть куда: всё при ней. Попец, ножки, фигурка. И даже, ха, пирсинг в пупке из‑под маечки выглядывает. Миленько. Эдакий безмолвный протест хорошей девочки, которая очень хочет стать плохой, но стесняется.
Хм. Почему я не обратил на болтающуюся висюльку внимания на прошлой неделе? А, точно. На предыдущем занятии она скромно сидела на лавочке. Это что же, в бассик она тоже пойдёт в четверг? Не, ну ради возможности посмотреть на неё в купальнике я прям даже сам туда дойду.
Пробежка на свежем воздухе, разминка, волейбол ― прогретые мышцы благодарны, спору нет, а вот общее состояние не очень. Охота уже поскорее закончить и завалиться куда угодно, лишь бы в горизонтальной плоскости. Что светит нескоро, мне ещё в няньку играть.
Нет. Сон откладывается до лучших времен. После душа обнаруживаю в оставленном в шкафчике раздевалки телефоне пропущенные от Костяна. Сразу перезваниваю, правда приходится выйти в общий и на удачу почти пустой коридор. Замираю у панорамного окна, уставленного горшочными пальмами и фикусами.
– Я уже думал, отбой. Чего трубу не берёшь? ― сквозь механическое тарахтение раздаётся на том конце. Кто‑то, судя по всему, в метро или подземном переходе.
– Не слышал.
– Ты не слышал, а я не нагрешившая девственница у монастыря, чтоб ждать ответа. Просто скажи, ты в деле?
