По субботам в полдень. Ее злость. Его несдержанность. И встречи, которые их изменили
Я делаю себе кофе, насыпаю в него сахар и открываю крышку банки с печеньем. Выбор небольшой. Несколько дижестивов[1], огромное количество Rich Tea, самого простого печенья в мире, и два шоколадных бурбона. Выбирать не из чего. Я беру бурбон, опускаю его в кофе и, супер, теряю большую часть его, когда он размокает и падает на дно кружки. Что мне нужно, так это сэндвич с беконом – нечто достаточно существенное, чтобы впитать лишний алкоголь, циркулирующий сейчас в моих венах. Но нищие не выбирают.
Я опускаю взгляд, чтобы убедиться, что джинсы не задрались неприлично высоко, открывая взгляду носки, и замечаю пару маленьких ботинок, торчащих из‑под стола. Они светло‑голубые с аппликацией динозавров по бокам. Присев на корточки, я поднимаю скатерть и встречаюсь взглядом с маленьким мальчиком. Он смешно хмурится.
– Привет, ты там в порядке?
Мальчик, которому явно не больше пяти, внимательно смотрит на меня, словно бы читая слова на странице, но ничего не говорит. Потом он прячет лицо в коленях и закрывает голову руками. Я просто пытаюсь быть вежливой. Мое лицо же не настолько отталкивающее? Я осматриваю комнату, пытаясь понять, с кем из этих людей он пришел. Но если только они не забыли о существовании своего ребенка, похоже, его близких здесь нет. Поэтому я снова пытаюсь заговорить с ним:
– Пойдем поищем твоих маму и папу?
Мальчик осторожно открывает один глаз и смотрит на меня, а потом качает головой. Зная только одну стратегию успешного общения с детьми, я беру со стола коробку печенья и предлагаю ему:
– Хочешь?
Ребенок смотрит на меня с подозрением, а потом изучает варианты, прежде чем взять последний бурбон.
– Отличный выбор. Давай, бери еще, если хочешь.
Мальчик смотрит на меня, словно подозревает подвох, а потом медленно тянет руку к печенью‑дижестиву. Я не могу оставить его сидеть здесь одного, так что не спешу присоединиться к взрослым. Вместо этого я забираюсь под стол и усаживаюсь рядом с ним. Тесное темное место оказывается неожиданно приятным, словно бы я вернулась в утробу матери. Возможно, никто не заметит, если все занятие я проведу здесь.
Какое‑то время мы просто поедаем свою сладкую добычу. Ребенок периодически поглядывает на меня, но не говорит ни слова. Я все равно не знаю, о чем любят болтать дети, поэтому я рада помолчать. И тут внезапно раздается хлопок двери и запыхавшийся мужской голос, в котором сквозит паника:
– Элфи? Элфи, ты здесь? Кто‑нибудь видел маленького мальчика?
Я вылезаю из‑под стола и встаю.
– Он здесь.
К нам подбегают мужчина и женщина. Такое впечатление, что они только что сбежали со страниц журнала Tatler[2]: он в шерстяном полупальто, она в макинтоше от Burberry. Им явно здесь не место.
– Где он? – мужчина обвиняюще смотрит на меня, словно я только притворяюсь, что нашла его сына, желая сыграть с ним какую‑нибудь злую шутку.
– Он под столом.
Явно лишенный всяких манер (наверное, не все можно купить за деньги), мужчина чуть ли не отпихивает меня в сторону. А потом наклоняется, хватает мальчика за руку и вытаскивает из‑под стола. Женщина смотрит на это без какого‑либо выражения на лице. Судя по всему, ее не удивляет несносное поведение мужа.
– О чем ты думал, сбегая вот так? Мы страшно волновались за тебя! Ты это понимаешь, Элфи? Мы были в ужасе. С тобой могло произойти все что угодно.
Мужчина смотрит на меня так, словно больше всего он боялся, как бы его сына не нашел кто‑нибудь вроде меня.
Мальчик складывает руки на груди и отворачивается от отца.
– Вы с мамой кричали.
– Мы не кричали. К тому же это не повод. Ты же знаешь, что ты всегда должен быть у нас на глазах.
Элфи сердито глядит на своего папу, а потом засовывает в рот печенье‑дижестив. Это явно поступок бунтаря.
– Отдай мне это, – мужчина выхватывает остаток печенья из руки мальчика и кидает в мусорное ведро у края стола. Оказывается, это было весьма неразумно.
Да уж, такое впечатление, что кто‑то нажал на переключатель. Тихий маленький мальчик начинает орать невообразимо громко для своих размеров и бьет отца по ноге, словно тот боксерская груша.
Отец прижимает руки сына к телу.
– Элфи, успокойся. Нельзя здесь кричать.
– Пошли, Джейк. Давай просто уведем его отсюда, – тихо говорит женщина. – Все смотрят на нас.
Мужчина оглядывает круг из стульев, потом смотрит на меня и поворачивается к жене.
– Это что, моя вина?
Мальчик отказывается идти сам, поэтому отцу приходится тащить его. Ноги ребенка волочатся по полу. Отец выводит его за дверь, и женщина спешит следом, не отрывая взгляда от своих дорогих кожаных ботинок.
После их ухода в комнате появляется мужчина с папкой. Судя по его авторитетному виду, он руководитель группы. Его волосы скручены в дреды, а одежда словно бы принадлежит кому‑то на два размера больше. Я беру кофе, теперь ужасно холодный и приправленный кусочками бурбона, и присоединяюсь к кругу. Вижу три пустых стула и сажусь на тот, что посередине.
Пожилой джентльмен, отгадывавший кроссворд, откладывает его в сторону, наклоняется над пустым сиденьем и протягивает мне руку.
– Меня зовут Билл. Добро пожаловать в группу, – говорит он, и его глаза излучают такую доброту, что вряд ли он вообще способен нагрубить кому‑либо.
– Спасибо, – я пожимаю его руку. Этот жест всегда кажется мне неловким, словно он принадлежит ушедшей эпохе. Повисает пауза, во время которой он не отворачивается. Мужчина явно ждет, когда я что‑нибудь скажу, но я не знаю, чего он хочет.
– А вас?
– Ой, простите. Меня зовут Эмили.
Пожилой мужчина кивает, игриво вскидывая брови, отчего его лицо кажется моложе.
– О, мою внучку зовут Эмили. Но надеюсь, что вы на нее не похожи. Честно говоря, она как заноза в заднице, – он смеется, и я неловко улыбаюсь, опуская взгляд в надежде закончить разговор. – Ну, очень мило, что вы здесь, Эмили.
[1] Печенье, которое готовят только из цельнозерновой муки, иногда с добавлением сухофруктов. (Прим. пер.)
[2] Британский журнал о моде и светской жизни. (Прим. ред.)
