По субботам в полдень. Ее злость. Его несдержанность. И встречи, которые их изменили
Я забираю их и пишу, произнося вслух:
– Мой основной триггер – необходимость сидеть на занятиях, где мне вообще, черт возьми, не место, обсуждая проблемы с гневом, которых у меня нет.
Джейк вскидывает брови:
– Уверены, что у вас нет проблем с гневом?
Он смеется, и на его лице появляется самодовольное выражение.
Моя улыбка сообщает ему, что мне не смешно.
– Я‑то уверена. А вот у вас… – я замолкаю и позволяю ему заполнить паузу.
– Что?
– Ну, очевидно же, почему вы здесь.
– Что вы этим хотите сказать?
Я прикусываю язык. Не думаю, что препирательства на занятиях, куда меня отправили, чтобы научиться контролировать такое поведение, пойдут мне на пользу.
– Ничего. Не имеет значения.
– Ну уж нет, говорите. Скажите, почему я здесь. Мне очень интересно.
Высокомерный идиот.
– Ну, если вам хочется знать, я видела, как вы были грубы со своим маленьким сыном. Не удивительно, что он сбежал. Ваша жена была тоже в ужасе. Не нужно быть гением, да?
Джейк громко выдыхает, опустив подбородок, словно бык, готовящийся к атаке.
– Я не был груб с сыном. Думаете, вы все знаете обо мне, потому что видели одно происшествие? Вы понятия не имеете.
Я засовываю руки в карманы.
– Сами спросили.
– Так что насчет вас тогда, маленькая мисс Совершенство? У вас нет проблем с гневом, так почему вы здесь? Дайте угадаю. Заблудились по пути на занятия, где вы делитесь своим родительским опытом?
– Да, что‑то вроде того.
– Ой, да ладно. Разве мы только что не пообещали друг другу быть открытыми и честными?
Я ставлю ногу на стул и завязываю шнурок. Ботинок потертый и грязный, и я опускаю его на пол, вдруг решив, что плохая забота о моей обуви ослабляет мою моральную позицию.
– У меня был выбор: либо это, либо тюремный срок.
Судя по его резко оборвавшемуся смеху, он не знает, шучу я или нет. Не стану прояснять для него ситуацию.
Джейк показывает на лист в моей руке, чуть ли не умоляюще.
– Слушайте, разве нам не нужно записать триггеры?
– Почему? Боитесь, что вас отчитают?
По комнате раздается звон треугольника, и группа замолкает.
– Ну вот. Кто‑нибудь хочет прямо сейчас поделиться своими идеями?
Мужчина на противоположной стороне круга поднимает руку. Ему около пятидесяти, он коренастый, с красноватой обветренной кожей. Наверное, работает на улице. Его подбородок покрывает легкая седая щетина и веки такие тяжелые, что, наверное, из‑под них трудно что‑либо увидеть.
– Спасибо, Тим.
– Ну, один из моих триггеров моя собака, – говорит он, сцепляя руки на затылке и откидываясь назад.
– Она просто все время рядом. Я возвращаюсь с работы, после тяжелого дня, а она лезет под ноги, выпрашивая мое внимание, а мне просто хочется перевести дыхание. Это сводит меня с ума.
Я смеюсь, и все смотрят на меня так, словно я радостно воскликнула на похоронах. Я искренне думала, что он шутит, что он из тех, кто прячет свои проблемы под завесой дурачества. Но, судя по кивающим головам и согласному бормотанию, я явно неправильно поняла ситуацию.
– Мой кот такой же, – замечает парень, покрытый татуировками. – Как только я присаживаюсь, чтобы расслабиться, он заползает на меня, толкает лапками, лижет лицо. Мне хочется выкинуть его в окно.
– Зачем тогда заводить домашнее животное? – бормочу я себе под нос, но такое впечатление, что у всех здесь суперострый слух, потому что все снова поворачиваются ко мне.
– То, что он раздражает меня, не значит, что я не люблю его, – возражает катапультирующий котов. – Иногда мои дети тоже провоцируют мой гнев, но я все равно рад, что они у меня есть.
Его гнев на меня, судя по всему, отражает настроение группы. Занятие началось не очень хорошо. Сэм одаривает меня подбадривающей улыбкой, за которой чувствуется жалость, и перенаправляет разговор на другие триггеры. Их невообразимое разнообразие. Ненастоящие фотографии на «Тиндер», всадники на лошадях на дороге… кассы самообслуживания в супермаркете получают особенно много негатива.
– Мои чертовы соседи, – кричит Билл, и я чуть ли не подпрыгиваю на стуле, заслышав ругательства, которые так ядовито извергает этот вежливый человек. – Не знаю, слепые они или просто тупые. Если на контейнере написано 55, значит, он мой, так что хватит запихивать в него ваши вонючие подгузники. Если они не станут поаккуратнее, то, проснувшись однажды утром, могут обнаружить их разбросанными по всему их дворику перед домом.
Ну, судя по всему, внешность обманчива.
Я смотрю на часы, и, когда пробивает час дня, я как ребенок, ждущий, когда же прозвенит звонок, машинально тянусь за сумкой под стул.
Сэм поднимает руку.
– Прежде чем вы уйдете, мы выполним простое упражнение на дыхание. У нас на доске есть список фраз для успокоения, которые могут вам помочь, но не стесняйтесь использовать свои собственные. Так что все садимся прямо…
Все выпрямляются на стульях. Уже попавший под их влияние Джейк повторяет за группой.
– Дышим глубоко, диафрагмой, а не грудью. А потом медленно повторяем выбранную нами фразу. Просто повторяем ее, пока дышим глубоко две минуты.
Все начинают упражнение. Я смотрю на список фраз на доске. Я несу ответственность за свою реакцию на стресс. Каждую секунду я выбираю спокойствие. Остановитесь и просто расслабьтесь. Либо я не понимаю, что здесь происходит, либо Эштон Кутчер сейчас выпрыгнет, улыбнется ослепительной улыбкой и закричит «Подстава!»[1].
Я бормочу себе под нос:
– Осталось всего тринадцать занятий, всего тринадцать занятий, – жду, когда пройдет две минуты. Стрелки часов словно бы на мгновение остановились. Но тут слышится звон треугольника, словно песня ангела прямо с небес. Все собирают свои вещи и расходятся.
Я закидываю рюкзак на плечо и собираюсь уйти, но Джейк перегораживает мне путь, вытянув вперед руку.
[1] Шоу розыгрышей, которое ведет Эштон Катчер. (Прим. пер.)
