Почувствуй
Матвей тянется к верхней полке и достает из коробки с бельем розовые стринги. Накручивает на палец. Я тут же вырываю из рук свою вещь, закидываю обратно и закрываю дверцу.
Он скрещивает руки на груди. Глядит враждебно. Мои психи ему не нравятся.
Сердце барабанит боевой марш.
– Ты сегодня чем заряжен? Холостыми или боевыми? – спрашиваю наконец. – Потому что если боевыми, то я не готова морально.
Напряженная атмосфера лопается как передутый воздушный шар.
Это наше с Матвеем правило. Мы оба вспыльчивые, но при этом оба… просто безумно друг в друга влюбленные. И чтобы не ранить, придумали правило: перед каждой ссорой предупреждать, какие сегодня патроны.
Холостые – будет не больно.
Боевые – готовься к обороне как следует. Пленных не берут.
Матвей мешкает секунду. Он всегда выбирает холостые, когда я спрашиваю таким тоном. Даже если настроен агрессивно, перезаряжает обойму на лету.
Смотрит на меня. Темный шоколад в любимых глазах плавится. Матвей опускает руки вдоль тела.
– Холостыми, Рай.
Он чуть отводит глаза в сторону, будто смущение почувствовал. Моя душа взъерошенной райской птичкой к нему летит. Обнять за шею, зацеловать щеки. Найти губы. Утешить.
Потом я вспоминаю, как он прятался в кустах и следил! Наблюдал, ждал чего‑то! Видимо, проверял, изменяю ему или нет!
От возмущения слезы выступают. Господи! Я ему всё! Всю себя! Всё прощаю, три с половиной года только им живу! Люблю каждой клеточкой! Ни одного повода не давала в себе сомневаться. А ему мало!
Несправедливость такой силы, что устоять невозможно.
– И долго ты следил за нами с Костей? – Наступает моя очередь скрещивать руки.
– Я не следил.
– Прятался и следил! Знаешь, я уже почти не сомневаюсь, что у тебя кто‑то есть. Потому что… – Выхожу в центр комнаты и начинаю демонстративно загибать пальцы, – во‑первых, ты постоянно где‑то пропадаешь и не рассказываешь где! Во‑вторых, адски ревнуют те, у кого рыльце в пушку. В‑третьих, ты будто специально провоцируешь ссоры! Если тебе нужна свобода, так и скажи.
– Поссориться сейчас пытаешься именно ты.
– Меня взбесило, что ты следил за мной!
– Интересно почему? Если скрывать нечего.
– С тех пор как ты начал с этим Захаром общаться, стал… – Осекаюсь.
– Кем?
– Невыносимым!
– А что собиралась‑то сказать изначально, Рай?
– Ты меня снова подвел. И ведешь себя, будто я виновата. – Отворачиваюсь к окну. Ожесточенно любуюсь соседним домом.
– Да вы полчаса пялились друг на друга! Чуть щеки не треснули от улыбок. Еще немного, и он бы сосаться полез. Убил бы.
– Боже! – Я всплескиваю руками и начинаю метаться по комнате.
– Юль, Юлёк… – Мот пытается поймать, – в чем‑то ты взрослая, а в чем‑то совсем наивняк. Не видишь, как на тебя смотрят? Ты даже не представляешь, что у парней в голове при этом.
Ревность рвет на части. Отталкиваю. Дерусь. Кричу:
– По себе судишь?!
– Че?!
– Если ты на девок пялишься и думаешь всякое, не значит, что все так.
– Костя твой не такой, да?
Он не мой, придурок! Это ты мой! Только ты один!
– Не такой, – вырывается.
Мы смотрим друг на друга. Теплого какао сегодня не будет.
Ледяные глаза прищуриваются. Холод – это про резкую боль.
Мы рядом, но между нами миллиарды световых лет недопонимания и бессмысленной лжи.
– Не вздумай ему что‑то сделать, Матвей. Если я узнаю, мы…
– Что мы? – перебивает он.
– Расстанемся.
– Ты меня бросишь из‑за него? Вот как, Рай?
– Если ты ему навредишь – да. Он ничего плохого никому не сделал. Мне – тем более.
– Только хорошее?
Хватит цепляться к словам!
– Только хорошее.
Матвей дергается. По волосам рукой проводит и головой качает. Потом на меня смотрит.
Поднимает вверх ладони, словно сдаваясь. И идет в сторону выхода.
О боже! Ну что за дурачина!
– С тех пор как ты связался с этими пацанами, ведешь себя как полный кретин! – начитываю ему нотации, не отставая ни на шаг. Он что, правда сейчас уйдет и оставит меня одну в субботу вечером?! Столько планов было! – Они тебя настраивают против меня! Науськивают. А ты ведешься! Во всех видишь угрозу! И это не просто секция по боксу, это какая‑то… секта слабоумных! Они там все мозги себе выбили! И тебе по ходу.
Матвей начинает обуваться. Напяливает кроссовку. Сердце колотится на разрыв.
Он зовет меня райской птичкой. Сколько раз повторяла, что это обычные воробьи с цветными перьями. Нет же.
– Если уйдешь, можешь не звонить мне никогда. Можешь вообще забыть о моем существовании.
Он шнурует вторую кроссовку. Бессердечный! Приехал, чтобы поругаться. И поругался! Возмущение паром из ушей идет.
– Вижу, ты добился своего. Что мне прикажешь делать? Позвонить Косте? Ты думаешь, я буду одна сидеть дома в субботу вечером?
Матвей поднимает глаза. Разрывает от желания побить его и сжать в объятиях.
– У тебя сегодня боевые, Рай, – выдавливает он.
Открывает дверь и выходит на лестничную площадку.
– Ты свой выбор сделал! – кричу я вслед.
Дверь захлопываю и спиной к ней прижимаюсь.
Трясет.
